Юлия Донская - Рассказы. ПРОСЕБЯТИНА

Вдруг в монотонном ритме рассказа я различила слова:

– Мы могли бы с тобой поехать ко мне на дачу, у меня на даче, – говорил он, – очень красиво, там в коридоре прямо на полу, в паркет вмонтированы точечные светильники и ночью кажется, что это взлетно-посадочная полоса.

И тут я вспомнила!

– Сон! Мне сегодня приснился сон, – перебила его я.

– Да? И какой же?

– Мне приснилось, что в мой дом врезался самолёт, прямо в мой балкон влетел, прямо вот сюда, в это окно! – сказала я и похолодела.

Стало так страшно. Так страшно, как будто в эту секунду я всё поняла, как будто я догадалась во сне, что я сплю и дальше может случиться всё что угодно. Он может убить меня, я могу убить его, мир может разлететься на части и исчезнуть.

Я переживала одновременно и ужас, и ярость, потому что наконец-то поняла! Вот, что значат эти сны!

Я и есть самолёт! Горящий самолёт за секунду до взрыва!

Парень смотрел на меня испуганно и инстинктивно отодвигался назад.

Вот оно, лицо очевидца катастрофы! Мой привет театральному наставнику!

Ситуацию разрешил телефонный звонок. Ему позвонила мама и позвала его домой кушать. Как мило!

И он, резко перестав быть предполагаемым захватчиком моего дома, а также участником возможной катастрофы, стал послушным мальчиком, спешно собрался и сказал мне, что сейчас он быстренько покушает и сразу вернётся, а я в свою очередь тоже очень вежливо ответила: «Хорошо», – и навсегда закрыла за ним дверь.

Когда он ушёл, я села на диван: «Что это было? – думала я. – Как это произошло? Почему я оказалась такой одурманенной и безмолвной? Я – самолёт, я на краю гибели – это, кажется, ясно. Но кто за штурвалом? Что с пилотом? Он не справился с управлением? Он пьян? Он сошёл с ума?» – судорожно размышляла я.

«Надо это понять или я погибну. В чем же тут дело?

Мой прерванный полёт как-то связан с мужчинами. Значит, я погибну от мужчин…

Я что-то делаю не так. Я теряю высоту? Я не берегу самолёт? Во сне он взорвался…

Так у Высоцкого было? Нет, это было про машины, не подходит. Мне нужно что-то пилотов. Надо понять, что я делаю не так, почему я взрываюсь?

Потому…

Потому что…

«… мы пилоты!

Небо наш, небо наш родимый дом.

Первым делом, первым делом самолеты!

Ну, а девушки? – А девушки потом!»

Ну, конечно! У меня нарушена иерархия ценностей!!! На первом месте должны быть самолёты! Небо – мой дом! Парни – потом!

А через месяц мне снова приснился самолет, но он не упал.

Огромный самолёт летит очень низко над землей вдоль широкой реки, его крылья едва не задевают верхушки деревьев, растущих по обоим берегам.

Я смотрю на самолёт откуда-то сверху. Он, действительно, просто огромный, такую громадину на полянке не посадишь, от его гула дрожат деревья, этот низкий звук заполняет все окрестности, гудит в каждом листе.

Проснувшись, я не столько обрадовалась, сколько задумалась, я больше не горю и не падаю, но я лечу слишком низко, значит ли это, что опасность все ещё близка?

Я так не хочу умирать, не хочу раньше времени встретить свой Киржач. Хочу познать радость полёта, творческого полёта. А встречи – потом?

Я спросила, и сны стали мне отвечать. Сначала мне приснился Юрий! Юрий Гагарин. Он в отличие от моего знакомого Юрия – не поджигал мне ни рук, ни крыльев, и сам не был сожжен, напротив:

В моём сне, оказалось, что он чудом выжил после своего Киржача, но хранил все эти годы своё спасение в тайне, находясь в тени и скрываясь от репортёров.

– Теперь я готов, наконец, «ожить»! Так и напишите, – сказал он мне, журналистке, берущей у него интервью.

Так и пишу, Юрий Алексеевич!

Добавлю, что наша встреча проходила в его московской квартире, в высотке на Воробьевых горах с отличным видом на Москва-реку.

Юрий Алексеевич хоть и постарел, но выглядел прекрасно.

***

Последний или, как говорят пилоты, крайний сон из самолётного цикла мне приснился вчера:

Театр в летнем парке, я нахожусь за кулисами, кажется, я актриса. Не знаю, что у меня за роль, но на мне умеренно-пышное золотое платье, на голове тоже что-то золотое, как кольцо наподобие мягкого ободка.

Скоро мой выход, однако вместо меня на сцену выходит другая актриса. Это молодая девушка с испуганно-печальным взглядом, она выглядит уставшей. Волосы её немного растрёпаны. Уверена, что она уже не раз играла эту роль и знает её лучше, чем я, поэтому я совсем не против того, что именно она стоит на сцене. Я смотрю на неё из-за кулис.

Здесь за кулисами уютно, мне видно и сцену с растрёпанной девушкой, и скрытое от посторонних глаз нутро театра.

Рядом со мной стоит мужчина, возможно он тоже актёр, а, может быть, он режиссёр театра, не знаю, понятно одно, он имеет отношение и к театру, и ко мне. Он мой друг.

Ничего не происходит, я смотрю то на девушку, то на мужчину, потом поднимаю голову и вижу ясное небо, и там в небе, где-то высоко-высоко спокойно и безмятежно летит самолёт.

Я улыбаюсь…

Конец сна.

Когда-то давно мне от репетиций театрального кружка досталась сновидческая роль девушки, наблюдающей падения самолётов.

Теперь я могу видеть эту девушку со стороны, она пережила достаточно катастроф, но это больше не я.

И для того, чтобы мне теперешней видеть ясное небо, я должна знать, что где-то есть она, девушка с растрепанными волосами и ужасом, навсегда застывшим в её глазах. Отныне она мой страж – та, кто не даст мне забыть полученные уроки, а я – её тайный союзник в золотом, та, кто всегда ждёт её за кулисами.

А ещё у меня появился друг – режиссер, театральный наставник. Он не мой любовник, но он мой мужчина, в том смысле, что он за меня, за моё дело, за моё творчество, потому что первым делом – самолёты, потому что мне нужно время, потому что я обещала написать про Гагарина и его чудесное спасение, потому что теперь я могу летать высоко и смело, ведь я тоже выжила.

В реальной жизни роль такого театрального учителя для меня сыграл мой друг и наставник по письму, человек, который уже много лет помогает мне реализовывать мои творческие проекты, а также учит меня писать тексты. Его зовут как одного из Архангелов и для меня он стал человеком, который помог мне расправить крылья и пережить радость творческого полёта.

После прочтения этого рассказа он мне сказал:

– Хорошо! Но вот концовку нужно поправить, нужно добавить что-то про свадьбу, вы согласны?

– Не может быть! Вы серьезно? Это даже смешно!

– Ну, вы автор – вам и решать. Но вот, скажем, про невесту вы не досказали, где у вас это было: и в горе и в радости… Вы не согласны со мной?