Ирина Мухина - «Декамерон» эпохи самоизоляции

– Это правда, Людмила Борисовна? У вас из-за меня неприятности?

– Юрий Алексеевич, закон на нашей стороне.

– Знаю. Но и для вас, и для меня могут создать невыносимые условия. Я вашей жертвы не приму.

Не глядя на улыбающуюся секретаршу, он написал заявление об уходе. Провёл уроки, собрал книги, на выходе услышал звонок мобильного:

– Зайдите ко мне, Юрий Алексеевич.

В предбаннике никого не было, и это показалось ему хорошим знаком.

– Я связалась с коллегами. Вас возьмут в другую школу. Правда, это пригород, ездить далеко, да и контингент там, сами понимаете… сложноватый.

– Спасибо вам…

– Вот послание, прочитаете дома, – Людмила Борисовна протянула ему письмо, – Да, трое из 10 «Б» хотели бы заниматься с вами дополнительно. Их родители согласны.

– Возьмётесь?

Закончив рассказывать, Юрий откашлялся, в его голосе чувствовалось волнение, он снова пережил события десятилетней давности:

– Вот такая история.

– И как вы сейчас? Вы остались в той школе? – посыпались вопросы.

– Нет, город маленький, без сплетен никак… мама, бедная, боялась знакомых встречать.

– Какая дикость, а ещё живём в цивилизованном государстве, – заметила женщина-врач.

– Я уехал в Москву, хотел уйти из профессии, но всё время вспоминал Людмилу Борисовну. Это лучший учитель и лучший директор на свете. Уйти – значило для меня предать её. А она мне верила. Я долго искал альтернативу, потом по интернету нашёл толковых ребят, и мы запустили проект «Школьные предметы по дистанционке». В Москве это оказалось очень востребованной услугой. Вот уже восемь лет у нас хороший и стабильный заработок. Даже сейчас.

– Есть близкие друзья, тоже с таким диагнозом, помогаем друг другу, поддерживаем… Юра помолчал, потом тихо, будто стесняясь чего-то, добавил:

– Если в жизни появляются люди, которые в тебя верят, – это великое счастье. И оно может задать тон всей остальной жизни. Людмила Борисовна готова была меня защищать, это не поза, это был её принцип. Даже ценой собственной карьеры…

Было почти три часа ночи… Расходиться не хотелось… Наконец одна милая дама сказала:

– Пора расходиться… И Гагарину нашему успокоиться надо, надо же, какие воспоминания на свет Божий вытащил. Удачи тебе, Юрочка!

Юрий на минуту почувствовал себя именинником, когда все уходили, похлопывая его по плечу.

В комнате Николай не скрывал восторга:

– Ты такой скромный, даже тихий какой-то, а стержень в тебе …будь здоров! Закончится эта свистопляска – милости прошу! Очень хочу, чтобы у меня такой друг остался!

– Коля! Да с удовольствием!

Следующий день прошёл гораздо быстрее предыдущих. Отоспавшись, каждый с нетерпением ждал наступления ночи.

Собрались минута в минуту, заняли места на узлах с бельём… Первой тишину нарушила женщина :

– Я не могла уснуть всю ночь… Наверное, в жизни каждого есть люди, события, от которых, как мне кажется, зависит многое. А если мы неправильно отреагируем, то можем всё усложнить… Извините, я путаюсь… Не могу чётко сформулировать мысль. Хотя я тоже учительница, Елена Николаевна, преподаю русский язык и литературу. У меня мама в санатории заболела, еду забирать домой. Вот такая я…

Женщина осветила себя фонариком телефона, и все увидели миловидное лицо, немного смущённое, открытое. Ей было лет сорок, рыжеватые волосы собраны в хвост. Даже сюда она пришла в туфлях, юбке и блузке.

– Сегодня, если позволите, я буду хозяйкой, – она посветила ещё раз фонариком и передала Николаю бутылку вина.

– Вчера Юрик так искренне рассказал нам о себе… Меня, как учителя, заинтересовала директриса. Ведь не секрет, что тон работы учителя зависит от администрации. Вот в моей жизни всё было по-другому…

История вторая. Случай из педагогической практики.

– Я тебе говорю – ставь! – не то прошипела, не то громко прошептала директриса. Взяла со стола чёрную гелевую ручку для заполнения аттестатов и с силой всунула в руку Елены Николаевны.

На столе лежал бланк аттестата, новенький, неизвестно откуда взявшийся – все аттестаты заполнили вчера. Красиво было написано только ФИО: Белоносов Пётр Борисович.

Лицо Елены Николаевны пылало, в горле пересохло, ей не хватало воздуха. Запульсировало в висках. Сосуды, переполненные кровью, готовы вот-вот разорваться. Если бы это случилось, Елена Николаевна была бы счастлива. Но нет…Ручка в руках, аттестат перед ней…

– Я Белоносов Борис Степаныч, – всплыло в её памяти.

Это было перед Восьмым марта, впервые пришёл отец Пети Белоносова. Раньше на собрания приходила только мать, женщина стеснительная и немногословная. 11 «В» собирался есть торт, когда в кабинет вошёл этот… Кепку не снял, уверенно прошёл к учительскому столу, фальшиво улыбнулся, протянул пакет и слегка несвежий букет. «Ханурик какой-то», – мелькнуло в голове.

– Спасибо, – она взяла пакет, потому что сквозь него просвечивали «Родные просторы».

– С праздничком! Нам бы пошептаться, – заговорщически улыбнулся он.

По-хозяйски оттеснил к окну, заговорил вполголоса:

– Аттестат нужен отличный, Петька – лоботряс, понятно, но с кем не бывает… это никого не колышет. Поступать будет в хороший вуз. Договорись с коллегами. Время есть ещё. Мать, клуша, упустила паренька, но будь человеком – помоги, не выделывайся. Отблагодарю, не бойся…

Елена Николаевна опешила, еле слышно ответила:

– Я? Боюсь? Что вы себе позволяете? Почему на «ты»? Пете итак четвёрки дарят учителя. Я не могу…

– Не хочешь? Тогда пеняй на себя. Я хотел по-хорошему. Поставишь как миленькая, – он вышел, не меняя улыбки.

До конца четверти ходила под впечатлением. Когда вспоминала хищную усмешку Белоносова-отца, в районе солнечного сплетения появлялось сосущее чувство тревоги, холодело всё внутри. Коллеги посочувствовали и дали совет – пойти и спросить у директрисы. Такого в их практике никогда не было.

По предварительной аттестации Белоносов Пётр имел почти все четвёрки, физик поставил свою только после долгих уговоров Елены Николаевны – она побоялась усугублять ситуацию.

На весенних каникулах после педсовета Елена Николаевна зашла в кабинет директора. Долго мялась, путалась, пока директрисе это не надоело:

– Да говори как есть, – она всем учителям говорила «ты», – не мямли!

Елена Николаевна рассказала всё, как ни исповеди. И про букет, и про конфеты. Так стыдно и мерзко ей никогда ещё не было. Директриса внимательно посмотрела на неё:

– Вижу, не врёшь. Ставь что есть, нечего на поводу у наглеца идти.

Елена Николаевна вздохнула с облегчением – надо было раньше спрашивать, а то сама себе такой армагеддончик устроила. Апрель прошёл в обычных хлопотах, в подготовке к ЕГЭ, репетициях Последнего звонка. Сразу после майских Елену Николаевну прямо с урока вызвали в кабинет директора. Это не обещало ничего хорошего. Она стояла в «предбаннике», теребя шнурок от платья, и пыталась хоть что-то узнать у секретарши, та неопределённо пожала плечами: