Наиля Шакирова - Приключения кота Елисея

– Как бы тебя назвать? – мужчина вновь весело глянул на кота через зеркало. «Сам бы лучше представился, воспитанный какой,» – фыркнул про себя кот и увидел, как глаза парня удивленно расширились. – Меня зовут Григорий, – неуверенно начал водитель, сбавляя скорость (впереди маячила заправочная станция, и он решил наполнить бак), – Но вот с чего только я подумал, – руль плавно увел машину правее, – что тебе это важно знать? – наш кошачий герой был удивлен не меньше. Конечно, как и всякий уличный кот, он знал городские легенды о том, как животные учились разговаривать с людьми, вот те же попугаи и их пираты, например. Но представить себя в роли того самого, почти волшебного, спутника самого что ни на есть человека было почти невозможно. «Звать меня Елисей,» – подумал он, и с любопытством уставился в зеркало, ожидая, что же скажет Григорий.

– Что-то эдакое вертится на языке, но пока с имянаречением повременим, – кот аж выгнулся дугой от такого заявления, и чуть было не потерял равновесие, когда машина затормозила на стоянке возле крошечного заведения с надписью «Кафетерий» (буквы должны были ярко светиться красным в наступающих предосенних сумерках, однако первые две лишь лихорадочно мигали, а в букве Ф явно перегорело пару лампочек). – Молочка хочешь? – и вышел, гостеприимно распахнул дверцу автомобиля. Кот мягко спрыгнул на влажный асфальт, дернул лапкой – покрытые оказалось разбитым, кое-где на поверхности выходила грязь. Забавно было, что человек не бегал в ужасе, и не пытался брызгать на кота святой водой: спокойствие Григория было приятным и заразительным.

Очевидно, ехали они быстро и строго на север: в воздухе уже витал аромат прелой листвы, немного грибной и терпкий; гул шумящей листвы стал очень громким. Елисей никогда еще не бывал так далеко от родного городка; про себя он пошучивал, что как и все выпускники его местного института, он навсегда останется в Н. А вот как получилось.

С ближайшей березы оторвался листочек, нежно-желтый и мягкий, и опустился прямо возле лапки Елисея. Серело небо; густые, наполненные дождем тучи на мгновение перестали поливать станцию, и на кошачьей душе Елисея вдруг стало совсем спокойно и легко.

– Ну так что насчет молока? – повторил Григорий и отправился в сторону магазина. Елисей глянул на небо, на березы и потрусил следом. Следом за своим человеком.

Машина бодро продолжала путь, а Елисей все смотрел и смотрел за тем, как распрыгиваются от их скорости деревья. В животе приятно холодело молоко, а по лапкам дул приятный теплый воздух из салонного обогревателя. Кот не верил в пресловутые девять жизней, а потому решил наслаждаться текущим положением дел на всю катушку.

«В конце концов,» – переминаясь лапками по затертому сиденью, размышлял он сам с собой, – «Нет ничего дурного в том, чтобы наслаждаться жизнью, пока это возможно. Никаких нервов не хватит постоянно сидеть, притаившись, в ожидании опасностей и невзгод, злобно шипя на каждого, кто выделяется своей счастливой улыбкой. Вообще говоря,» – Елисей со вкусом потянулся, лежа на боку, растопырив подушечки лапок и полюбовавшись на острые коготки, – «Все эти беспокойства и гроша ломанного не стоят. Закончится жизнь, и на пороге смерти,» – как и многие коты-реалисты, наш пушистый герой любил пофилософствовать. Знаете ли, не обладая даром осмысленной речи, немудрено заскучать, а так – разговор с самим собой всегда приносил удовольствие. Ведь в любом споре ты так и выходишь победителем, – «На пороге смерти станет очевидно, что больше жизней не предвидится, а осознать, что провел отведенные тебе деньки, голубые деньки с золотой каемочкой, трясясь, как осиновый лист, вовсе не весело»

Трястись, как осиновый лист, Елисей категорически не желал. В его не такой пока долгой жизни хватило приключений: он совсем не помнил, как появился на свет, но среди его пристанищ, помимо института и того самого неугомонного первоклассника, значились сырой подвал, заброшенная голубятня и даже (совсем недолго), ботанический сад, откуда его выгоняла совершенно нечуткая надсмотрщица в красном платке и с грозно нахмуренными бровями. Пожалуй, именно тогда впервые в жизни Елисей ощутил, что значит гадкий, сосущий голод. Ему тогда пришлось и поохотиться за мышами, хотя порешить ни одну от так и не смог – на его удачу, ему повстречалась взрослая кошка, охотившаяся для своих котят, и давшая ему как пару ценных уроков, так и уже готового пропитания. Мысли ее Елисей никогда не слышал, но навсегда остался благодарен ей за это.

За окном начали появляться редкие строения и указатели. «Верблюжья ферма,» – прочитал он и вопросительно взглянул на Григория.

– Нечего на меня смотреть, – тотчас среагировал он. За последние часы дороги, их удивительная связь, казалось, начала проявляться самым неожиданным образом. Страшный индивидуалист Елисей, выросший на прикорме провинциальных процессоров института города Н, гордился тем, что был одиночкой, и горделиво лелеял свою индивидуальность, и оплакивал совершенно неискренне невозможность этими мыслями поделиться. Ну а теперь чрезвычайно был недоволен тем, что, казалось бы, абсолютный чужак мог залезть ему в голову. Впрочем, большую часть своих размышлений Елисей умудрялся скрывать, разумно предположив, что мысли имеют обыкновение прыгать из глаз в глаза. – Я в этом городе впервые, но зачем на севере могут понадобиться верблюды, ума не приложу. Хотя, – Григорий выразительно посмотрел на работающую печку, – кое-кому явно не повредит верблюжий пояс. Или даже попона, – и улыбнулся. Серые глаза засияли смешинками, и Елисей довольно мурлыкнул. Доброе слово и человеку приятно.

Елисею было очень интересно, чем же эдаким будет заниматься его новый (и пока единственный) друг. На его взгляд, теплая погода располагала к активной жизни гораздо больше, нежели мороз, а отсутствие осадков мотивировало сильнее, чем смесь снега и дождя, изображениями которых щедро изобиловали заметки «Средние показатели за ноябрь», небрежно брошенные за заднее сиденье и которые он имел удовольствие осмотреть.

Наконец, их путешествие подошло к концу: как-то удивительно рублено они свернули с широкого проспекта возле здания, выкрашенного явно ко дню города в светло-желтый цвет, увенчанного гипсовым шпилем, с которого явно совсем недавно сняли профиль вождя пролетариата; по усеянной листьями и ямками асфальтированной дороге попетляли немного среди одинаковых, словно прикрывших плотными занавесками глаза, домов, и наконец остановились. Елисей и Григорий вздохнули. Для обоих начиналась новая жизнь.

Читать дальше