Игорь Голубятников - По банановым республикам без охраны

О как! Признаюсь, я удивлен, уже второй раз за время пребывания в Гватемале, широкими познаниями ее граждан. Но виду не показываю, даже имя «Юрий» не хочу правильно произносить. Что там произношение? Сам факт признания заслуг моего соотечественника, кстати, ни разу не побывавшего в странах, где жили майя, был веским основанием доверять нашему гиду и в дальнейшем.

Испанцы от нашего специфического диалога, да еще и с упоминанием какой-то «позиционной статистики» слегка засмурели, и гид начинает наверстывать упущенное, с утроенной скоростью продолжая скармливать удобоваримую информацию об обитателях Тикаля скучающим юнцам.

Несколько придорожных знаков с изображениями могущих выйти или выползти на дорогу животных и рептилий (это, что ли обещанные Родриго духи??), а потом и преградивший нам путь шлагбаум, намекают на непосредственную близость самого большого, из на сей день известных, городов майя.

Возле шлагбаума стоит вооруженный штурмовой винтовкой поджарый охранник, а чуть поодаль от него – другой, потолще, и с пистолетом в кобуре. Этот второй вразвалочку подходит к нашему микроавтобусу, заглядывает в салон, мы все дружно приветствуем его, и шлагбаум тотчас взлетает вверх, послушный небрежному жесту офицера.

На площадке перед административным зданием стоят уже несколько таких же, как наш, микроавтобусов, только пустых. За контору уходит дорожка, посыпанная мелким щебнем, а перед самым началом дорожки на двух шестах висит (нет, не два мокрых скальпа!) напутствие туристам о правилах поведения в национальном достоянии.

Рядом – подробный и живописный план самого парка. У меня, по правде говоря, отличные от групповых экскурсий цели, и я по-английски покидаю испанцев, предварительно договорившись с гидом о встрече на этом же месте через четыре часа.

Идя по широкой тропе, хорошо себе представляю, почему некоторые города майя были так поздно открыты, а некоторые продолжают мирно посапывать в сельве, не потревоженные до сих пор.

Растительность даже на регулярно подстригаемых и выкашиваемых полянках и тропинках парка неистово буйствует (или буйно неистовствует, кому как нравится!), покрывая открытые места и старые камни в мгновение ока. Корни деревьев и лианы вгрызаются и вползают во все расщелины, разрывают каменную кладку, опутывают удушающими объятиями стелы, лестницы, храмы и дворцы.

И во всем этом буро-зеленом царстве стоит фальцетный звон от бесчисленных насекомых и пернатых, а также едкая вонь от вездесущих носух и копибар, которых местные называют « pizote» и «guatusa». Они давно привыкли к людям, и не дают им покоя точно так же, как и другие знатные туристические попрошайки – обезьяны.

Особенно в выклянчивании еды отличаются носухи. Задрав вертикально вверх полосатые хвосты, они, как по команде, собираются возле первого кинувшего им чипсы туриста, и не отстают от него до тех пор, пока бедняга не скормит прожорливым зверькам все свои съестные припасы и не ударится в бега, чертыхаясь и проклиная собственную благотворительность.

Воздух в закрытых от солнца верхним ярусом деревьев и практически не проветриваемых низинах тяжел и удушлив. К тому же только что прошел дождь, и можно даже невооруженным глазом видеть испарения, поднимающиеся от влажной почвы.

Спасибо за посыпанные мелким гравием дорожки, господа! Без них тропинки под ногами сотен туристов давно бы превратились в непролазную чавкающую грязь, такую же, как в российской глубинке. Только не в черную, а в красно-бурую.

Бедные, бедные люди, которые жили в таких вот древних метрополиях без спасительных кондиционеров. Или, хотя бы, вентиляторов. Как я понимаю те племена, которые ушли отсюда на завоевание горных пастбищ и потом никогда не захотели вернуться на свою родину, насквозь пропитанную водой! Я бы тоже не вернулся. Ни за какие рождественские накатамали!

Но вот деревья как-то сами собой раздвигаются, воздух свежеет, и я попадаю на большую площадь с прекрасно сохранившимися двумя, то ли храмами, то ли пирамидами, стоящими друг напротив друга и вылезающими своими макушками за верхний ярус леса. А по бокам еще какие-то строения, чуть менее пощаженные временем и бешеной растительностью тропиков.

Останавливаюсь, пораженный мощью и великолепием открывшейся перспективы. Что должны были чувствовать простые охотники, земледельцы и ремесленники, когда в ночи равноденствия, под нависающей над миром луной, здесь проходили ритуальные игры в мяч и жертвоприношения военнопленных? Жуть и мороз по коже. Даже в такую жару.

Иду к понравившемуся мне почему-то больше других зданию. Табличка перед ним утверждает, что это Храм Великого Ягуара и что имеет он в высоту целых сорок четыре метра. Что ж, заберемся, поглядим на мир глазами жрецов, тем более что никаких ограничений на подъем, кроме собственных физических возможностей и соответствующей обувки, здесь нет. Чем и пользуются азартно карабкающиеся по ступеням молодые, и не очень, туристы.

Ступени у храма не просто высокие, а высоченные. Подниматься по ним приходиться, по очереди забираясь на каждую двумя ногами. И жертвам до алтаря на самом верху, похоже, было идти совсем не просто. Интересно, а как забирались туда жрецы в своих тяжелых облачениях и с гроздьями драгоценностей, торчащими из ушей, ноздрей и свисающими с прочих конечностей? Это ведь должно было выглядеть довольно забавно и отнюдь не торжественно, а, скорее, смешно.

К счастью, мне не надо трясти золотишком и каменьями: у меня с собой только камера, а на ногах отличные найковские кроссовки. Так что я таки добираюсь до верхней площадки без существенных потерь, смахиваю несколько капель пота со лба и висков, и – застываю, пораженный. Вот это видок, скажу я вам!

Над зеленым океаном сельвы, простирающимся до самого горизонта во все стороны, немного поодаль торчат гордые головы еще как минимум трех таких же башен, как та, на которую я только что вскарабкался. А над всем этим безбрежным пространством неспешный ветер гонит низко-низко облака, какие посветлее, какие потемнее. И некоторые тучи, совсем уж серые и брюхатые, даже периодически извергают из себя молнии, разящие землю своими причудливо изогнутыми жалами.

Одна из этих громоздких, как дирижабль, туч, неторопливо приблизившись, как раз начинает побрызгивать помаленьку водичкой и на меня. Спрятавшись было от этой океанической жути внутри алтаря, немедленно выскакиваю, зажав нос, под разыгравшийся дождик наружу.