Фёдор Маслов - Майские страсти

– Как прыщик?– неожиданно перебил его хозяин.

– Может быть.

– А как ещё?

– Как подлость. Только она так может вскакивать. Та подлость, про которую вы сейчас услышите, так и не стала грехом. Это, как лишение девственности. Эта подлость – не самая грязная, но она самая первая. Первый раз никогда не бывает самым ярким, но он всегда запоминается лучше самого яркого последующего события. И эта моя подлость самая мягкая, но она первая и врезалась в меня сильнее самого демонского греха. Так вот мы с ней, с девушкой, я имею в виду, встречались около месяца. Она была такая миленькая. Нежненькая. Я думаю, что я мог быть в неё влюблён. И вот однажды утром мы случайно встретились возле моего дома. Она даже вся затрепетала. Я не помню, что я ей говорил. Помню, что мы договорились встретиться со всеми нашими общими друзьями вечером и погулять по площади. А перед этим я в таких тенистых выражениях ей намекал, что хочу быть с ней всё время вместе и намного ближе, чем раньше. К этому и без того всё шло. Я так долго, старательно готовился к вечеру, одевался, причёсывался… Я почти волновался, когда мысленно видел её перед собой… И вот вечером иду… Перехожу улицу, вижу они уже все меня ждут, а на светофоре горит зелёный… Перехожу. Вижу их около моста Александровского… как и договаривались. Смотрю: она стоит, красивая, как назло. Как она была одета!.. Стройненькая. Солнечная, миленькая… Вот тут во мне черти и закипели, завертелись… Смотрю вверх. Как назло, на небе ни облачка. Опять на неё смотрю. Красавица! Почему хоть мне так тошно стало? Стоит на каблучках, с распущенными волосами, гибкая. Тоненькая, прелесть! Я не знаю, может, мне прохожие не понравились; может, не понравилось, что ветер подул; но я думаю, что мне просто захотелось новых ощущений. И это чувство, как будто вновь воскресло во мне!.. Как призрак, как судья!.. Тут меня черти и надоумели. Я подхожу… А она… Вот из-за того, что она тогда такая красивая была всё и случилось!.. Как она улыбнулась! Я не знаю, как я удержался и не поцеловал её прямо в губы. Все толпой двинулись по Александровскому мосту, к Ленинской. Она идёт вблизи, улыбку заглушает, ждёт. Замедляю шаг. И все замедляют. Уже, значит, знают, что сегодня должно произойти сближение у нас. Все ждут. Ну я и начал. Так и так… Мы с тобой не можем быть вместе, прости, давай только друзьями, ты мне не по нраву и вся песня с припевом. Нам с тобой трудно будет вместе и прочее.

Жених восторженно захлопал в ладоши, затем дважды ударил кулаком по столу. Какое-то облако смуты на всех опустилось. Настя начала раскачиваться на диване, не замечая каким потерянным взглядом на неё смотрела сестра. Ледяная тишина, как на крыльях, облетала всю комнату.

– Какая девушка!.. Она и расстроенная была прекрасна. Идёт и слушает. А потом началась клоунада… Мы перешли мост и на Ленинской я завёл всю песня сначала. Только теперь я орал! Я там целый спектакль устроил. Я кричал, и все слышали, что я кричал. Вся Ленинская слышала. Кураж поймал! Мне мало было победы, мне ещё надо было шампанское открыть и от эйфории облить им себя и остальных перед тем, как прикоснуться к трофею… Я не могу быть с тобой, мы разные, сердцу не прикажешь, я не смог полюбить тебя, ты мне не нужна. Я так кричал!.. Я с такой интонацией кричал, что, кончено, все вокруг понимали, в чём дело. А она ничего не говорила. Мы дошли до площади. Остановились под часами. Она прикоснулась к стене дома и стояла, как двоешница у доски в школе. Она говорила, что ничего не произошло, что она на меня не сердится, что ничего такого не случилось, и она в порядке. Часто моргал, губы её чуть дрожали, ещё немного и она бы зарыдала. Мы стояли лицом к лицу. И я вдруг начал смеяться самым простодушным, наивным смехом. Прямо ей в лицо. Я, наверное, две минуты смеялся. А она стояла… Бедняжка, даже не догадывалась, что в то мгновение я мучился в тысячу раз сильнее, чем она. Будь у меня тогда пистолет, я бы застрелил или её, или себя. А, может, сначала её, а потом себя.

– И она тебе ничего так и не сказала?– вскинулся опять хозяин.

– Нет. Ничего не сказала, как будто нарочно мучила…

– А дальше? Ударила?– бывший жених вдруг оживился, взгляд его посветлел, на лице вот-вот бы замелькала улыбка.

– Ударила? Ты сумасшедший? Ничего она не сделала! Мы пошли обратно к мосту. Там ревела какая-то девица, и мне ещё сильней захотелось в тот миг, чтобы прелестница моя заплакала… Мы простились на мосту, и я поехал к Андрею. У него тогда был день рождения. А у меня день гибели, ха-ха… Шучу…

При этих словах Дмитрий разразился смехом, коротким и слабым, как будто искуcственным.

– Хоть бы раз позвал… к себе на день рождения.– Алина, словно сонная, говорила тягуче и брезгливо. Весь вечер она то волновалась, то находилась в самом безмятежном состоянии.– А то всяких зовёшь… А нас нет.

Она пустым взглядом посмотрела на Дмитрия и опустила голову.

– Я бы с радостью, да вам, особенно тебе, будет скучно на празднике. Ведь я напьюсь. И буду приставать к кому-нибудь.

– Ну уж этого мы все насмотрелись,– Алина поправила на запястье золотой браслет и с клеопатровским, вальяжным хладнокровием положила руки на подлокотники кресла. Она подмигнула Дмитрию так, чтобы все это видели. Но Андрей, как назло, отвернулся, и ей пришлось это проделать ещё раз.– И женишок, наверное, тоже насмотрелся.

– Я? Нет. Честно.

– Как жаль!

Хозяин мгновенно приуныл. Он мутными, тоскливыми глазами глядел на Алину, только теперь осознав, что она и в начале вечера не всегда была откровенна.

Белая ручка с браслетом на запястье поднялась вверх, приказывая хозяину молчать. Увидев желанное изменение в лице хозяина, Алина вернулась к Дмитрию:

– Скажи-ка, а ты простил?

– Кого именно?

– Ты простил за тот случай на Ленинской?

– Ау, кого простил-то?

– Как кого?

– Себя?

– Нет. Ту девушку… Ты же сказал, что она, как бы, нарочно молчала.

– Не до конца я простил её.

– Не до конца… Как можно прощать не до конца?.. Уж лучше вообще не прощать,– она махнула ручкой, но тут же задумалась, начав быстро крутить кольцо с большим топазом на указательном пальце,– верный признак её растерянности.

– А я как-то простил одного человека, чтобы ему сделать больно,– робко зашевелился Андрей.

– Это как?– почти одновременно спросили Дмитрий и Алина.

– Ну, чтобы он мучился из-за того, что я оказался выше его нравственно; чтобы он ещё плюс ко всему чувствовал, что это прощение незаслуженное. От всего этого давление муки усиливается.

– Какая дурь!– вскрикнула Алина, а сама украдкой поглядывала на каждого из присутствующих.

Андрей пожал плечами так, как это делают, когда под видом замешательства хотят скрыть свою правоту.