Анна Гольден - Четыре гитары

Я покорно следую за Ромой – он заразительно хохочет, почти насильно сажает меня за свой стол рядом с собой, после чего опасливо косится в другой конец бара, где я сидела до нашего рокового перекура.

– Ой, твой ноутбук? Нам, наверно, лучше не оставлять его без присмотра. Вернись за свой стол, Карина, я к тебе подсяду сейчас.

Сегодня судьба решила злорадно посмеяться надо мной: спонтанное решение выбраться в люди закончилось комичным стечением обстоятельств и внезапной встречей с далёким прошлым. Сев обратно, я сохраняю найденные файлы и делаю резервные копии: хорошая привычка на случай, если что-то пойдёт не так. Многое сегодня идёт не так, как мне хочется, и большой досадой будет потерять результат проделанной работы. Я быстро набираю на клавиатуре команды сохранения, когда Рома, вооружившись стаканом с виски, занимает стул напротив меня.

Так неожиданно и странно видеть этого человека столько лет спустя, но это по-своему интересно. Я не замечаю, как меняюсь сама или меняются мои близкие, но часто ли встретишь знакомого, которого не видел десять лет? Это же вдуматься только: неужели я настолько старая, что десять лет назад я уже во всю тусовалась в каких-то компаниях и начала собирать коллекцию конфузных историй? Я украдкой посматриваю на Рому: не хочу показывать ему свой неожиданный интерес к его персоне, но мне очень любопытно, кем он стал. Каким он стал. Насколько он изменился за минувшие годы, или это всё тот же заносчивый Рома? Он похудел. Совершенно точно помню, что черты его лица были более скругленными и по-детски одутловатыми – да что уж там, мы все ходим с юношеским овалом лет до двадцати, а после потихонечку усыхаем, становясь строже, серьёзнее и суше. Хотя строже – это не про него. Яркие голубые глаза горят нездоровым блеском на бледном, осунувшемся лице. Нездоровый цвет лица наркомана со стажем, сказала бы Лара, помешанная на солярии и бронзовом загаре. И всё же, при всей этой «нездоровости» и бледности я бы по-прежнему, как и много лет назад, признала его красивым. Такое отвратительное слово, красивый. Его постоянно к месту и не месту использует наш маркетолог Лена, но у Ромы, правда, довольно эффектная внешность.

– Ну, привет, – я натянуто улыбаюсь ему и без энтузиазма завязываю жалкий разговор: – Вот так встреча. Очень неожиданная. Ты поменялся. Похудел? И как будто выше ростом стал? Как твои дела?

– Работаю много! Очень много! Ты себе не представляешь, насколько! В целом, у меня всё классно, – он широко улыбается и смеётся, словно бы он только что удачно пошутил. Не помню, чтобы он когда-либо был весельчаком и душой компании: из всего нашего потока он общался всего с парой ребят, таких же одиночек скейтеров, любящих музыку и мечтающих спеть своё слово в музыкальном мире. Всех остальных он держался особняком и мало с кем проводил время после лекций – хотя мне-то откуда знать? Но я точно помню, что он едва ли улыбался: Рому всегда отличало холодное, отстранённое выражение лица, которое демонстрировало скуку и безразличие ко всему. Не помню его пьяным, кричащим, смеющимся или говорящим с кем-то на повышенных тонах – зато сейчас Рома улыбается во все тридцать два ровных зуба, и вид у него настолько неадекватный, что у меня возникают нехорошие предположения, что Рома употребляет не только алкоголь.

– А чем ты занимаешься, Карина? Ты так изменилась! Куда делась та девочка с длинными волосами и детским наивным взглядом, полным восхищения?

– Выросла и постриглась, – я хотела сказать это в шутку, но настороженность в моём голосе играет против меня, и получается грубо. – Я имела в виду, что прошло много лет, люди же меняются с возрастом.

– Вот это голос у тебя поменялся! – он резко наклоняется ко мне через весь стол, отчего я невольно вздрагиваю, словно на меня накинулась бешеная собака. – Серьёзно! Ну-ка, скажи что-то ещё? Твой тембр голоса определенно стал другим, более низким. Куришь, наверно, много? Ты раньше так противно пищала и восторженно охала, а сейчас ты глянь только: такая зрелая женщина с мелодичным голосом. Не смотри так на меня, Карина. Я аудиал. Если это слово тебе о чём-нибудь говорит, – он с важным видом закатывает глаза, и это придаёт его нетрезвому лицу долю комичности. – Я очень хорошо запоминаю звуки, музыкальные мелодии, ну и голоса, конечно же. Всё-таки два музыкальных образования, как ни крути. Ну, чего молчишь, будто язык проглотила? Скажи мне ещё что-нибудь! – он откровенно издевается надо мной.

– Здорово. Музыка – это очень хорошо. К сожалению, я никогда не имела к ней данных: совершенно не умею петь и играть на чем-то, – ровным тоном говорю я, чем вызываю с его стороны прилив ненормального энтузиазма. Рома шквалом обрушивает на меня кучу фактов о каких-то своих знакомых, которые стали лихими барабанщиками, солистами и большими именами в мире музыки и рассказывает их все вперемешку, путаясь в последовательности и логике повествования. Он говорит о них с таким интересом и восторгом, что я понимаю, не предприми я сейчас попытку удрать, то буду слушать их весь вечер.

Эта неожиданная встреча в «Вине от Маруси» – определенно не из тех, о которых потом вспоминаешь с теплом и улыбкой. Рома – это что-то очень давнее и почти забытое, то, что я не люблю вспоминать. За минувшие годы это было всего несколько раз: когда я отдыхала на левом берегу с другой компанией и когда заезжала в Университет, повидаться с преподавателями. Бывало, когда я случайно слышала по радио песню про сгоревший сентябрь, воспоминания откидывали меня назад, в то время, в тот самый день. Сентябрь горит. Я так и видела перед глазами золотисто-красные листья клёна и запах того костра, на котором мы жарили сосиски и хлеб. Видела лица своих друзей и чувствовала во рту тёплый вкус дешёвого алкоголя и приторного сока. Я улыбалась этим глупым воспоминаниям и думала, как хорошо, что они у меня есть.

Знатная была история. Конечно, в моей жизни после неё было ещё немало вечеринок с конфузными кульминациями и развязками, так что невинная попытка завязать с Ромой дружеский диалог (хорошо, я чуть не стащила с него штаны), с годами не кажется мне такой обескураживающей. Совершенно мимолётный, не стоящий внимания эпизод, имевший место десять лет назад. Как я вообще о нём вспомнила? Да, конечно вспомнила. Сто лет ещё проживу, но не забуду, как я приставала к бедному парню как помешанная! Не стоило мне пить так много: я вела себя как последняя идиотка, ещё и на глазах у всех. В институте потом много шептались после того случая. Но, думаю, что много чего в этой истории додумала моя одногрупница Кира или кто-то ещё из девочек, но я не хочу знать, кому обязана такой легендой о себе. За мной ещё пару месяцев тянулась репутация не самой приличной студентки, но со временем моя хорошая успеваемость и уживчивый нрав смыли с меня все грехи. Словом, Рома и вся эта сентябрьская драма семнадцатилетних подростков, эпизод, конечно, неприятный, но он был слишком давно, чтобы вспоминать о нём с такими трепетными эмоциями.