Камилла Лысенко - Поэтический медиатеатр

Общество определяет ценности и приоритеты. Ты точно знаешь, как именно мы должны жить. У тебя ведь так много авторитетов; а ты – авторитет для меня.

Ты рассказываешь мне о важности собственной машины и отдельной квартиры. О том, почему людям необходимы дети. Как именно лучше праздновать Новый Год. Где конкретно окажутся люди, которые не имеют официальной работы. Ты могла бы написать докторскую на тему «Почему мои друзья – пропащие люди». Или издать труд «Двести доказательств того, что твоя жизнь недостаточно хороша».

Я все еще ребенок; я реагирую, как глупый звереныш; я поднимаю шкуру и шиплю в ответ на твои слова.

Ты доказываешь, ты путаешься, ты плачешь. Я теряюсь и опускаю острые иглы. Я бросаюсь к тебе. Я чувствую себя виноватым.

Я не замечаю, когда именно перестаю верить себе. Я меняю мечты – задвигаю старые на антресоли, в коробку с надписью «невозможно». Я раскладываю твои мечты на переднем плане, я адаптирую их под себя, полирую их тряпочкой. За это ты гладишь меня по голове. Вот теперь мы действительно похожи.

Герой достает новую фотографию из папки. Это фото ракеток пинг-понга.

ГЕРОЙ: Я не замечаю, что звонков от курьеров из службы доставки становится больше, чем звонков от моих друзей. Круг моих интересов сужается до первых результатов поиска в гугле по запросу «развлечения». Я нахожу кайф в боулинге, бильярде, пейнтболе, пинг-понге – хотя последний ненавидел с детства. Я начинаю верить, что невозможное… невозможно. И что именно деньги определяют границы этого «невозможно».

На самом деле, я считаю, что веду себя правильно. Ведь люди ведут себя именно так, когда вступают в настоящие отношения. Меняют себя.

Ты начинаешь гулять с подругами по вечерам.

Я слишком поздно понимаю, что я идиот.

Герой небрежно вешает фото на провод.

Сцену заливает красным светом. На экране – образы клуба, в котором идет вечеринка; потом – подсмотренная сцена измены; наконец – бег.

РЕВНОСТЬ

Мне бы узнать, скольких ты целовала.

Желательно, по алфавиту.

И с адресами.

Не нужно винтовок – от пули эффекта мало.

Я их задушу собственными руками.

А после остаться – беглым безумным взором

Оценивая жестокость своих стремлений.

Сирены ревут. Полиция будет скоро.

Адреналин коктейлем бежит по вене:

сбежать!

затаиться!

скрыться!

Холодный разум

Залит одним-единственным жарким чувством.

Такую ревность, так точно, прицельно, сразу

Вызвать во мне – это почти искусство.

Твори, мой создатель, новые грани лика,

Меня своим словом выверни!..

..Есть проблема:

На месте убийства осталась одна улика.

Имя твое, вырезанное на стенах.

На последних словах герой сдергивает с себя мантию и падает на сцену, где лежит неподвижно. После он, скрючившись, подтягивает к себе одну из новых папок и достает оттуда фото витрувианского человека. И смеется.

ГЕРОЙ: Здесь есть где-нибудь краска? Эй, это же моя голова, значит, я могу сделать краску! Красную, красную, красную краску, чтобы сразу бросалась в глаза, чтобы не оставляла никаких сомнений в том, что я хочу помнить каждую букву. Я хочу сделать надпись над входом в свою голову. Честно говоря, я согласен даже на то, чтобы написать это на собственном лбу.

Никогда! Не позволяй! Никому! Менять! Себя!

О, конечно же, речь не о мелких привычках вроде «бросить курить» или «раньше вставать по утрам». Нет, я говорю о сути человека, о самых потаенных мыслях, об отношении к жизни, о цвете стеклышка в твоем монокле, который ты сам выбрал еще много лет назад.

Не важно, кто ты – женщина или мужчина, не важно, в кого тебя угораздило влюбиться, не важно, ведущий ты или ведомый – это не имеет ровно никакого значения. Потому что кем бы ни был тот, кого ты пустил в себя, он захочет тебя изменить.

Потому что в детстве у него был любимый персонаж в сказке; или его папа был самым лучшим на земле, а мама самой красивой; или потому что он сто тридцать четыре раза смотрел фильм, где главный герой ради любви меняет имя, работу, цвет глаз и пол.

Потому что твоя любовь задолго до встречи с тобой уже создала образ идеального партнера. И это совсем не ты!

Но влюбился… Влюбился он именно в тебя. А ты не такой. Дилемма. Может, если тебя переделать, ты станешь еще лучше?

Не станешь. Не станешь. Потому что ты – чертова индивидуальность со своим гребанным жизненным опытом, а не плоский персонаж из фантазии. И если ты прилепишь на себя чужую личину, то что в тебе останется от того человека, в которого она влюбилась?

Ничего.

И что она сделает, как ты думаешь? Как ты думаешь?

Уйдет к кому-то еще.

Правильно, черт возьми. Бинго. Садись, два.

Жаль, что я так и не смог раздобыть краску.

Герой поднимается, волоча за собой папку; вешает фото на провод. Из папки выпадает кусок мела.

Герой находит мел. Он подбирает новую папку и очерчивает мелом круг вокруг себя, прячась в нем от всего мира. Пока он не выйдет за границы разума, пока не войдет в безумие, он останется в этом круге.

В ЭТОМ КРУГЕ ВСЕГО ТРИ УГЛА

В этом круге всего три угла; он мог бы стать треугольником,

Но линии замыкаются, сматываются в кольцо.

Я наблюдаю за миром с высоты своего подоконника.

Мир мне смеется в лицо.

Завтрашний день зайдет в дом в военной форме,

Призовет к ответу за сказанные слова.

Я бы хотел кое-что просто не помнить.

Зачем человеку такая сложная голова?

На рассвете упасть в кровать, закусить подушку.

Хуже всего спится, когда простынь некому взбить.

Я бы желал себе просто порой не слушать

Или не слышать, что пульс предательски сбит.

Начать бы заново; да где его взять – начало?

Там, где раньше лежало оно, его кто-то спер.

Я говорю вслух, что мне тебя слишком мало.

И сам себе подписываю приговор.

Прости мою дурь, изломанная надежда.

Будь на торте этом хотя бы одна свеча,

Я загадал бы к ее коже пришить одежду

В тот самый день, когда от меня отломилась часть.

А теперь – собирай осколки того стакана,

Из которого пил, не зная конца вину!

…Офицер сдал пароли и явки на капитана,

Чтобы навсегда остаться в плену.

Герой медлит и сомневается. Он уже на границе безумия; время шагнуть за нее. После некоторых колебаний герой решается открыть новую папку. Там оказывается фото трех пачек макарон.

ГЕРОЙ (безумно) : На самом деле, в одиночестве нет ничего романтичного. Все эти подоконники с какао и вздохи в трубку, все эти росказни про то, что в одиночестве рождаются шедевры… Все это ерунда.

Но и страшного в одиночестве тоже ничего нет. Человек привыкший его и не замечает. Для него стрессом будет, если кто-нибудь залезет в его устоявшийся мир размером с чайничек эгоиста. Знаете, есть такие заварочные чайнички на одну чашку. С маленькой ручкой.