Виктор Бычков - Сопка с проплешиной. Рассказы

К избе деда Макара подъехал возок, который сопровождали двое верховых.

На рукавах форменной одежды у каждого из них был жёлто-синяя нашивка.

Из возка соскочил один из полицаев.

У него на рукаве красовался такая же нашивка, поверх которой ещё изображён был и трезубец.

«Офицер, начальник», – отметил для себя дед Макар, стоя во дворе.

Наглядно старик знал их в лицо почти всех. Как-никак, буковинцы квартировали в бывшей школе, что в центре села, уже почти полгода, охраняли сначала строительство складов, а потом и сами склады.

Ещё один полицай спешился.

Третий остался верхом на лошади. Только снял винтовку из-за спины, положил на колени.

Двое тут же направились к избе.

– Доброго это… – сняв шапку, дед поклонился гостям, когда те ступили во двор. – Чего это вдруг спозаранку к нам? Случилось чего?

– Девка где, старый? – крикнул тот, который шёл первым. – Пацан где?

Второй полицай забежал в дом и уже через минуту, ухватив за косу, вытащил во двор Лиду.

Уцепившись полицаю в руку, выбежал и Андрей.

– Отпусти! Отпусти сестру! – кричал мальчишка.

Изловчившись, полицай извернулся и с силой ударил Андрея сапогом в пах.

Скорчившись от боли, мальчишка рухнул посреди двора.

Следом из хаты, тяжело дыша, появилась и бабушка Прасковея.

Руками прижимала разорванную на груди кофту, фартук свисал лоскутами поверх спадницы. Растрепанные седые волосы топорщились из-под платка.

Ещё мгновение назад она пыталась вырвать из рук полицая девчонку.

– Ах… о… – хватала ртом воздух, встала на колени рядом с Андреем, прижала голову ребёнка к груди. – За что? За что, господи? Это ж дети, детки, за что ж их так?

В это время полицай, вытянув руку, с силой толкнул от себя Лиду.

Девчонка ещё успела сделать несколько шажков, спотыкаясь, и упала на землю.

Дед Макар то подбегал к старухе и Андрею, то тут же возвращался к девчонке.

– Это… это… что ж это деется, люди добрые? – ни к кому не обращаясь, лепетал старик. – Куда ж это… как же так это? За что это?

Наконец, опустился на колени, принялся поднимать с земли девчонку.

– Лидочка, Лидуся, золотце мое, – шептал дед Макар. – Терпи, терпи, моя хорошая, терпи. Бог велел терпеть, вот и потерпим чуток, потерпим. А там и благодать наступит. Наступит, поверь мне, Лидуся.

А сам прижимал и прижимал голову Лиды к груди, не переставая успокаивать:

– Прижмись ко мне, золотце моё, прижмись. Я заберу твою боль, заберу, – шептал старик.

Голос срывался, дрожал.

– Прижмись, и тебе будет легче, Лидуся. Вот видишь, уже легче, не так больно.

Девчонка обхватила старика, уткнулась лицом в грудь, всхлипывала.

Из головы, из-под вырванных волос кровь сначала появилась на затылке, скапливалась там, потом тоненькой струйкой стекала на спину.

У подворья деда Макара стали собираться люди.

Среди них стоял и староста соседней деревни Колька Приблуда.

Что он здесь делал и зачем оказался здесь в такое время, дед Макар не знал. Но увидев знакомого, кинулся к нему.

– Николай, это… Колька, – махал руками старик, – вступись, милок, вступись! Там же детки, дитёнки совсем, а они, вишь как с ними.

– Сам разбирайся, – огрызнулся полицай. – Я тебе не защитник.

Не найдя понимания у знакомого, дед подбежал к тому, кого он считал старшим.

– Пан офицер, пан офицер!

– Ах ты удоде смердячий! – зло процедил офицер, отвесив старику сильную затрещину, больше сходную по силе с ударом. – Лучше б я чорта забачив, як тебе.

От удара дед мелко засеменил, но на ногах удержался.

– За что, пан офицер? – тёр затылок старик.

– Было бы за что, убил бы, – заметил тот полицай, который остался верхом.

И захохотал собственной шутке.

– Не спеши, – ответил офицер шутнику. – Ещё не вечер.

– А и правда: за что? – стали слышны голоса из толпы.

Офицер подошёл к людям, встал у плетня.

– Скажу вам прямо: есть сведения, что вот она, – он кивнул в сторону Лиды, – передавала сведения местным бандитам или как вы их называете – партизанам. Она же помогала им совершить диверсию на складах.

– Так она ж говорить не может, – произнесла одна из женщин. – Как же она… дитё совсем. Какой из неё партизан?

– Не твоё дело! – прервал женщину офицер. – Сказано, что передавала, значит, передавала! Начальство знает, что говорит. Потому и разговор у нас с ней будет короткий: расстрел!

Его сослуживец снова ухватил Лиду за волосы, оторвал от земли, поволок к хате, где с силой пригвоздил спиной к стенке.

– Стоять! – зло плюнул под ноги девчонке, отошёл в центр двора.

– Ну, что, пане зверхнику**, в расход и дело с концом?

Лида прижимала руки к груди, смотрела вокруг отрешённым взглядом, словно не понимая происходящего.

Первым всё понял Андрейка.

Он вдруг поднялся с земли, встал между полицаем и сестрой, широко развёл руки, словно отгородив Лидку от полицаев.

– Нет! Нет! Дяденька, миленький, нет! – кричал мальчишка. – Она… она… нет! Нет! Дяденька, миленький!

Только сейчас и до деда Макара, и до бабушки Прасковеи, да и до всех невольных свидетелей вдруг стала доходить та трагедия, которая может разыграться на их глазах.

В толпе послышалось роптание.

Сначала робкое, потом всё громче и громче.

– Вы что удумали? Вам Хатыни мало? – кто-то выкрикнул из толпы.

– Пане зверхнику! – снова обратился к офицеру тот же полицай. – Давайте команду, будь ласка. Руки чешутся.

– Давай! – кивнул офицер.

Полицай снял винтовку из-за спины, отошёл на центр подворья, передёрнул затвор, расставив ноги, принял положение для стрельбы.

К нему кинулась бабушка Прасковея.

– Родненький мой, не стреляй! – и упала к ногам полицая.

Обхватив ногу, принялась целовать сапоги, приговаривая:

– Миленький, родненький, не стреляй, умоляю! – причитала старуха. – Если что, ты лучше меня.

Андрей в это время уже стоял у стенки хаты, обнимал сестру, что-то шептал ей.

Дед Макар застыл посреди двора в растерянности, не зная что делать.

– Отчепись, курва! – полицай дёрнул ногой, пытаясь освободиться от старухи.

Но та, на удивление, держала крепко, не отпускала.

– От бiсова баба! – зло произнёс полицай.

– Мыкола! – заметил третий полицай, который так и остался в седле. – Ты даже со старухой управиться не можешь, – и захохотал громко.

– Лучше меня, сынок, – продолжала умолять бабушка Прасковея, продолжая целовать сапоги полицая.

– Пане зверхнику! – снова обратился полицай к начальнику. – Просит курва старая. Может, уважим?

– Уважь! – махнул тот рукой. – Тiльки швыдше.

Полицай тут же перехватил винтовку и с силой вонзил штык в спину старухи.

Поднатужившись, не вытаскивая штык из тела женщины, винтовкой отодвинул труп чуть в сторону.