Максим Кавешников - Золотой крейсер, или Как куклы стали птицами. Часть 1

«Имя – единственное, что все получают в дар, и чего нельзя отнять, – флегматично размышляла Ингрид, обняв колени, положив на них подбородок, глядя в черное воющее марево, – но – что можно потерять!»

Они мало-помалу привыкли к осознанию того, что как ни странно, все еще целы, и вода, раз уж не поглотила до сих пор, возможно, уже и не призовет в свои гостеприимные чертоги.

Одолеваемые усталостью, одна за другой, они заняли кармашки, которых было предостаточно на внутренней обшивке саквояжа. Содержимое просто выкидывалось вниз, где, ввиду размеров, досталось лечь Черной Рок-н-Ролл Маме. Но она не возражала. Лишь устало распихала вываленное из кармашков по углам.

Мешочек с сушеной травой пришелся кстати – Рок-н-Ролл Мама сочла его годным, чтобы тот сослужил службу в качестве подушки. Она попыталась взбить «подушку», но запах, исходивший изнутри, заставил ее оторопеть. Жануария понятия не имела, что это за аромат – никогда раньше такого обонять не доводилось.

Или приходилось?

Сдвинув брови, она замерла. Ей почудился… детский смех?

Не просто детский. Что-то дрогнуло в ее несуществующей памяти. Памяти о тех временах, которых не было, которых никак не могло быть.

«У тебя не было никаких детей! – испугалась она, – У тебя не было и не могло быть никаких детей!»

Кто-то только пытался уснуть, слушая ругательства ветра, кто-то счастливо забылся сразу. Жануария лежала, боясь пошевелиться, вдыхая незнакомый аромат, а может – и знакомый, вглядываясь в темноту незрячими глазами, прислушиваясь к смеху, которого больше не было, копаясь в лабиринтах воспоминаний, которых и в самом деле никак не могло быть, не зная, как и где искать отгадку, ведь не было даже вопроса.

«Мята!» – то ли на изломе реальностей прошептал ее разум, погружаясь в сон, то ли само слово просочилось из тех же лакун, откуда к ней попытались прорваться воспоминания. Рок-н-Ролл Мама отключилась.

Жужа устроилась в верхнем ярусе. Она не чувствовала усталости. Вообще ничего не чувствовала. Опустошенная стрессом, пережитым после потери глаза, она проспала весь день, и теперь отрешенно созерцала прямоугольник темно-серого неба, почти размышляя, и почти ни о чем не думая одновременно.

Споменка же боролась со сном. Сжимая шкатулку, опустила ее в глубину кармана, который служил теперь и капитанским мостиком, и смотровой площадкой юнги одновременно, чтобы Проводник, если вдруг она его и уронит, не бултыхнулся в воду. Час за часом продолжала шептать путеводные слова все более заплетающимся языком, чувствуя, как сон подбирается все ближе. Ей, ничего не знающей о порядках жизни и службы военных и моряков, первой пришло в голову, что следовало сообразить некую поочередность. Люди называют это словами «дежурство», «вахта», «смена», и Споменка не без досады вспомнила каждое из этих слов. Когда в сотый раз сокрушалась, что никого не попросила сменить ее, на плечо легла ладонь.

– Иди, отдохни!

– Ох, это ты! Еще немного – и уснула бы!

От усталости она даже не сообразила, что чудо повторилось – подруга заговорила.

– Давай по очереди, – предложила Жужа.

Очередная сильная волна накатила на них, но ковчег лишь качнулся, невозмутимо продолжив свой ход.

– Ты… как? – поддавшись слабости, и сомкнув веки, спросила ее Споменка. Вкрай сморенная, не стала противиться тому, что шкатулку аккуратно потянули из ее ладоней.

– Иди, Нена. Я поспала, поспи теперь ты. Иди!

Споменка пошатнулась, вздрогнув, вытаращила испуганные непонимающие глаза.

– Где он? Где… – заметив, что Камень у Жужи, замерла, что-то соображая, с облегчением выдохнула. Та печально рассматривала огоньки, бегущие по прожилкам. Почувствовав взгляд, отвернулась. Споменке не надо было быть провидицей, чтобы поймать в легком, нетипичном повороте шеи тяжелейшее уныние.

«Господи, как тебе помочь?» – бессильно вздохнула дриада, не находя никаких подходящих идей. Мысли стали непослушными, расползались в разные стороны, а зрение выделывало фокусы, не желая дальше делать свою работу.

– Иди, Нена! Иди!

Споменка устроилась у юбки Рок-н-Ролл Мамы, и через несколько секунд Жужа услышала между порывов ветра ее сопение.

Оставшись одна, она произнесла немудреные слова, и почувствовала, как некая сила, легкая, странная, движет кораблик. На сердце странным образом посветлело, даже в голове, будто бы, прояснилось. Грустно улыбнулась, произнесла вновь.

Некоторое время просто любовалась игрой огоньков в прожилках Золотого Камня, получая от этого несказанное удовольствие. Правда, радость омрачало отсутствие глаза, похожее на чувство клаустрфобии.

Клаустрофобия породила клаустрофобию, и кармашек, в котором сидела дриада, стал казаться тесным. Она перебралась в соседний. Он был заполнен мешочком с чем-то сыпучим. Перебралась в следующий, оказавшийся пустым. Кармашек пришелся в самый раз.

«Мои ноги длиннее твоих!» – мысленно похвасталась она перед спящей Споменкой и расплылась в улыбке, которая тут же померкла. В который раз Жужа неосознанно коснулась чудовищной дыры на месте левого глаза, тут же брезгливо одернув руку.

Боковым зрением засекла движение в темноте по правый борт. Машинально взглянула туда, отчего перехватило дыхание. Сразу же вспомнила о Проводнике.

– День и ночь идем за Светом! День и ночь идем за Светом! – испуганно затараторила Жужа: на них шел громадный вал темной, тяжелой воды. В какой-то миг она испугалась, что это чайки, те самые, каким-то образом – может, вселившись в утонувшее гадаринское стадо – настигают их.

Но, не смотря на размеры волны, на устрашающее шипение, саквояж всего лишь сильно накренился. В этот момент она и почувствовала, как что-то легонько стукнуло о лодыжку. Ковчег выровнялся, и, пошарив на дне кармашка, Жужа выудила оттуда маленький стеклянный шарик.

И не поверила тому, что видит.

Тучи сожрали весь свет, но она видела то, что видела! Никто на всем белом свете не мог оспорить то, что это был ЕЕ ГЛАЗ! Ее, пропавший в прошлую ночь, ЕЕ СОБСТВЕННЫЙ ГЛАЗ!

Она так и простояла несколько счастливых мгновений, держа в правой руке Золотой Камень, в левой – оказавшуюся тут непонятно какими судьбами пропажу.

Жужа с трудом удержалась, чтобы не разбудить Маргошу, спящую без задних ног совсем рядом – так ее распирало от радости.

«Он все время был тут!» – недоумевала она, – «И откуда, откуда, только он тут взялся?»

На несколько секунд в черной, неподъемной массе штормовых облаков образовалась прореха, и показалось солнце, слишком нереальное, чтоб быть солнцем. Жужа, как и все они, утратившая чувство времени, давно считала, что наступила ночь, и не сразу поняла, что это никакая не луна. Свет, за которым им теперь предстояло спешить день и ночь, явил ей себя, и был похож на новорожденного.