Сергей Кипритиди - Последняя комната

Глава 2

Это была обычная школьная тетрадь в косую линейку. Взяв её в руки, Николай сразу вспомнил свои школьные годы и то, что он практически пользовался такими же тетрадями. Салатного цвета обложка, без каких – либо надписей, имела в центре несколько горизонтальных полос. На них, очевидно, записывались данные ученика или ученицы. Но на этой тетради эти данные отсутствовали. Из набранного мелким шрифтом текста на обратной стороне обложки Николай узнал, что произвели её на фабрике акционерного общества "Рассвет" в 1927 году, и предназначалась она для учеников начальных классов. Николай невольно ухмыльнулся: что за историю почти столетней давности поведает ему неизвестный ученик начальных классов, да ещё и обладатель револьвера с патронами? Однако первые же строки написанного широким, размашистым почерком текста заставили Николая настроиться на более серьёзный лад.

"Мой неизвестный товарищ! Если ты читаешь эти строки, значит, скорее всего, их автора, то есть меня, уже нет в живых". "Ничего себе начало, – подумал Николай. – История-то, кажется, детективная вырисовывается".

Он продолжил чтение. "Волею судеб, я оказался участником событий чрезвычайно значимых по своей исторической сути и, в то же время, столь же таинственных и трагических. Однако, обо всём по порядку. Меня зовут Андрей Иванович Круглов. Я родился в 1901-м году в селе Николо – Петровское, Тагильского уезда на Урале.

Весной 1918-го года к нам в село на побывку приехал из Екатеринбурга Виктор Нехлебин. Поскольку я на тот момент оказался без работы и вот-вот мог быть мобилизован в Красную Гвардию, то моя мать, дружившая с матерью Виктора, Пелагеей (да и жили наши семьи через несколько дворов друг от друга), попросила Виктора устроить меня на работу в городе. Он хоть и был молод, но служил в Екатеринбурге в каком-то государственном учреждении. Виктор пообещал разузнать, что можно сделать, и уже через две недели после своего отъезда прислал с оказией письмо, в котором вызывал меня в город. В мае 1918-го года я приехал в Екатеринбург, тогдашнюю столицу Красного Урала. После бесед с разными начальниками меня взяли на работу в городскую Чрезвычайную Комиссию, где, как оказалось, уже год служил сам Виктор Нехлебин.

Отдел, в который я попал, занимался в основном арестами явных и скрытых врагов Революции. Одним словом, контрреволюционного элемента. Работа была и опасная, и тяжёлая. Ни отдохнуть толком, ни поесть, да и голову под пули вражеские иногда приходилось подставлять. Платили, правда, неплохо. И обеспечивали нас всем необходимым – от продпайка до обмундирования.

В начале июля 18-го года обстановка в городе была очень напряжённой – подходили белочехи. Виктора и ещё двух ребят из нашего отдела куда-то откомандировали. С тех пор я их больше не видел. По слухам, их направили охранять семью бывшего царя Николая, которая вместе с ним в то время содержалась в Екатеринбурге. Жили они в большом белом доме, почти в самом центре города.

Вскоре новое задание получил и я. Где-то в середине июля, числа 14-го или 15-го меня вызвали в кабинет председателя Урал ЧК Фёдора Лукоянова. Кроме него в кабинете были ещё два человека. Одного я знал раньше. Это был такой же, как и я, молодой сотрудник ЧК Иван Левшин. Второй был мужчина в возрасте, одетый в офицерскую форму, только без погон. Фёдор Николаевич представил его нам с Левшиным как специального комиссара ЧК из Перми и сказал, что этот товарищ, по фамилии Зарубин, будет руководить всеми нашими действиями. Мы должны были беспрекословно выполнять все его требования.

Конкретно суть задания нам должен был разъяснить комиссар Зарубин. Напоследок Лукоянов строго предупредил нас с Иваном, что задача перед нами стоит не только архиважная, но и особо секретная. Всё, что нам станет известно в ходе выполнения задания, должно быть сохранено в полной тайне. Иначе, как он сказал – не сносить нам головы.

Кода мы выходили из кабинета председателя ЧК, то я обратил внимание, что в приёмной ожидала группа, по составу точно такая же, как и наша. Среди них я узнал Михаила Попова, который раньше работал в одном со мной отделе. Мы ещё не успели выйти из приёмной в коридор, а этих людей сразу пригласили к товарищу Лукоянову.

Внизу, у здания Американской гостиницы, где помещалась ЧК, нас ждал извозчик с экипажем. Мы сели в пролётку и поехали, не назвав адреса. Видимо, кучер заранее был предупреждён, куда нас везти. За всю дорогу никто не проронил ни слова. Хотя и меня, и Ивана (по которому это видно было) так и подмывало поговорить с нашим новым начальником. Но мы так и не решились. Очень серьёзный вид у него был, даже сумрачный, как – будто предстоящее дело не вызывало у него никакого воодушевления. Его настроение скоро передалось и нам. Мы сидели рядом насупленные, как два мокрых воробья на ветке.

Где-то в районе вокзала подъехали к одноэтажному деревянному дому, окружённому высоким забором с большими воротами. Ворота эти перед нами кто – то открыл, и мы въехали во двор. Дом был на два хозяина, и каждая половина имела свой отдельный вход. Внутри, в той части дома, куда мы зашли, была обычная обстановка: прихожая, кухонька с печкой и две комнаты, соединённые общим коридором. Я сразу обратил внимание, что ставни в доме были наглухо закрыты и везде, из-за темноты горели электрические лампочки".

Николай прервал чтение. Он немного устал от неразборчивого почерка автора. Кроме того, практически бессонная ночь давала о себе знать. Необходимо было взбодриться, чтобы с более-менее ясной головой подойти к той части воспоминаний чекиста Круглова, в которой, как понимал Николай, и содержалась их суть. Он вскипятил воду и приготовил кофе во френч – прессе. Не торопясь, с удовольствием выпил большую чашку чёрного, хотя любил со сливками, на худой конец, с молоком. Покончив с кофе, Николай вновь взялся за тетрадь.

"Втроём мы сели на стулья вокруг большого обеденного стола, и товарищ Зарубин наконец-то заговорил. Во-первых, он попросил нас для простоты называть его кратко, по отчеству – Семёныч. Мы с Иваном, конечно, согласились. Потом он долго рассказывал о военной и политической обстановке как на Урале, так и во всей России. О том, с какими врагами приходится биться Красной Гвардии и о том, что столицу Красного Урала – Екатеринбург нам, скорее всего, в ближайшие дни придётся сдать "белочехам". Наконец он сказал, что в этой тяжёлой обстановке партия большевиков доверила нам очень важное и ответственное задание. Нам предстоит пожить в этом доме несколько дней. Завтра или послезавтра сюда будет доставлен арестованный, которого мы между собой и при обращении к нему должны будем называть "молодой человек" и никак иначе. Никаких имён и никаких фамилий. Расспрашивать его ни о чём нельзя и вообще всякие разговоры с ним – только в случае крайней нужды. Вместе с этим молодым человеком прибудет доктор, который серьёзно на благонадёжность и преданность революции не проверен. А посему с ним без особой надобности в разговоры тоже не вступать и держать с ним "ухо востро". В дальнейшем нашей группе, скорее всего, придётся сопровождать арестованного в центр России, возможно в Москву. В конце Семёныч поинтересовался, как мы вооружены, и в дополнение к нашим с Иваном наганам выдал ещё по одному. Когда отсыпал нам по горсти патронов, то сказал, что если наш подопечный вздумает бежать или кто-нибудь попытается его освободить, то мы обязаны этого молодого человека застрелить.