Ди Мария Алессандро - Что шепчет океан

Скорее всего, ты еще гуляешь улицами своего серого и помпезного города, а вскоре вернешься домой, сядешь в свое красное кресло и откроешь письмо своим ножом для писем (Уильям, повторюсь, это можно делать руками!), прочитаешь его и… Пожалуйста, ответь, или хотя бы отправь телеграмму и сообщи, когда ты будешь. А еще лучше – напиши, что ты скучаешь по мне.

Целую тебя, дорогой Вилл.

Твоя Мари.

Милая Мари,

Прошу извинить меня за столь затянувшуюся паузу между этим и предыдущим письмом. Ты знаешь, я мог бы с легкостью написать, что промежуточное письмо просто затерялось где-то и еще не дошло, но я не могу тебе врать.

То, о чем ты меня просишь, несомненно, ввело меня в шок и искренний испуг… Конечно, я постараюсь тебе помочь, но не могу ничего обещать. Как твой друг, я хочу лишь знать, все ли ты решила окончательно и действительно ли готова на такой поступок. Мне очень страшно за тебя, и больше всего на свете я сейчас хотел бы оказаться рядом с тобой, взять твои маленькие ручки в свои, посмотреть в твои зеленые глаза и отговорить от всего этого.

Ты спрашивала, как я. Все в порядке, ничего особенного в моей жизни не происходит. Все так же сижу в своей затхлой конторе и веду счета нашей фирмы. Цифры, цифры, цифры… Так много чисел в последнее время, они окружают меня повсюду. Я иду по улице и вижу номера домов, которые раньше не занимали мое внимание, я захожу в бистро (где обычно обедаю) и первым делом смотрю на цены, все эти числа начинают плюсоваться у меня в голове. А когда я прохожу мимо афиши какого-либо театра, я начинаю сравнивать расценки с расценками других театров, с учетом места расположения, площадью зала и труппой, которая там выступает. Числа… сплошные числа. Мне кажется, я скоро сойду с ума, и в эти моменты я понимаю, что твоя просьба выглядит еще глупее, ежели мне казалось изначально.

Мари, твоя просьба глупа, я глуп, что в свое время засеял эти зерна в твоей голове. Оставайся дома, выходи замуж и наслаждайся свежестью океанского бриза. Ты можешь гулять нашими тропинками, сидеть в саду с томиком поэзии Шекспира. Держу пари, твоя закладка до сих пор находится на сонете 116. Я так люблю слушать его в твоем исполнении… Когда город начинает давить на меня, мне кажется, что я слышу твой голос:

If this be error and upon me proved,

I never writ, nor no man ever loved.

Я скоро приеду, Мари. И мы обо всем поговорим.

В первую очередь мы обсудим твою просьбу и то, как сложно женщине найти приличную работу в городе. Разве что ты планируешь стать гувернанткой.

Хотел дождаться нашей встречи, но рука сама выводит буквы в желании все-таки поделится важной новостью. Мари, кажется, я влюбился.

Твой преданный друг Вильям.

Мари держала в руках письмо, которое ждала на протяжении нескольких недель. Она пыталась понять, как этот лист бумаги умудрился сделать ее сначала счастливой, а по истечении нескольких минут – печальной. Она сложила письмо, глубоко вздохнула и устремила свой взгляд к горизонту. Ответ она хотела написать как можно скорее и отправить его завтра, но тут же убрала эти мысли со своей головы. Она должна остыть, успокоиться. Он писал, что вскоре приедет, возможно, даже не застанет ее письма.

Вечер наступил очень быстро, но Мари так и сидела в плетеном кресле в саду за домом, наблюдая, как солнце прикасается к океану. На столике возле потушенной сигареты лежал томик поэзии Шекспира, открытый на сонете 116.

– Кажется, я влюбился… – прошептала Мари. – «Let me not to the marriage of true minds».

– Эпистолярный все же, – пробубнил Томас.

– Не совсем, я же сказала, не стоит пока читать, – она вырвала страницы из его рук, положила их на свое место и снова закурила.

– Роман в письмах, – сам себе повторил Том. – А что… Это тренд сейчас.

Они оба молчали, Камилла курила, глядя в окно. Томас ожидал, что она поделится деталями истории.

– Так ты понимаешь, что дальше будет?

– Пока нет, – Камилла еще раз затянулась и потушила сигарету.

– Ну что ж, – Томас хлопнул в ладоши, – я хотел узнать, как ты. Но, судя по всему, тебя лучше оставить одну.

Он подошел к ней и по привычке быстро поцеловал в макушку, а затем отправился к двери.

– Томас, – прошептала Камилла, все так же глядя в окно, он остановился у двери, ожидая продолжения. – Скажи хотя бы, что ты скучаешь по мне.

Би-би!

Томас остановился, мысленно ругая себя за то, что не посмотрел по сторонам. Машина пронеслась практически перед ним, оставляя отголоски воплей водителя. Томас перешел дорогу и сел в свою машину. Он еще раз посмотрел на открытое окно Камиллы, надеясь, что она выглянет и помашет ему рукой.

С тех самых пор, как он ее встретил, чувство вины стало его компаньоном, оно стало тенью, которая не покидала его даже после захода солнца. Почему бы не уйти от жены, не сказать Лилит, что все кончено, и просто уйти? Ответ был прост, как рецепт яблочного пирога, – Томас был трусом. Он боялся своих чувств, боялся остаться лишь с Камиллой, без подстраховки в виде своей жены, боялся, что разлюбит Камиллу так же, как в свое время разлюбил Лилит, боялся признаться сам себе, что боится…

Он завел машину, потом снова заглушил, сидел, таращился в ее окно. Спустя пару минут Томас снова завел машину и практически сразу ее заглушил.

– Я скучаю по тебе, – он запрокинул голову на подушку сиденья. Он помнит все, что связано с Камиллой Стоун. Помнит ее злость, когда она обнаружила, что он женат, помнит разочарование в ее глазах. Помнит, что она хотела закончить их партнерские отношения, помнит, как умолял ее не делать этого. Спустя пять часов споров и препирательств они сошлись на том, что останутся партнерами, но только в литературном бизнесе. Именно тогда Томас впервые прочувствовал то, о чем часто говорили его коллеги и друзья, а именно, какого это – работать с женщиной, которую хочешь. Оставалось лишь подобрать правильный случай. Томас часто рисовал в своей голове картинки, самые банальные, самые глупые, а иногда и немного странные.

Как-то раз Лилит затащила его в кино на ранний сеанс в их свободный день. Это была еще одна попытка Лилит наладить их отношения и привнести какие-то милые традиции. Был будний день, в зале практически никого не было. Лилит хотела, чтобы он посмотрел эту картину, поскольку она была о писателе. Глупая любовная история, где писатель в возрасте, семьянин, часто уходящий в свои раздумья, периодически покидает город ради своего ремесла и закрывается в уютном маленьком домике. Как и принято, в таких картинах писатель знакомится с молодой студенткой литературного факультета (да, этот молодец был и великим писакой, и профессором, и страстным любовником; для полноты картины ему не хватало еще какой-то смертельной болезни, или секрета по типу «все работы пишу не я»). Писатель начинает курировать какую-то работу своей студентки. Все радужно, экран излучает флюиды эротического притяжения. И вот герой поддается. Томас не мог перестать сравнивать героев с собой и с Камиллой, и в какой-то момент он понял, что в штанах ему становится тесно. Именно в тот момент, когда писака наконец-то получает свое лакомство, Лилит заметила, как Томас начал ерзать на стуле. Она была очарована и соскучилась по таким моментам. Она хорошенько ему вздрочнула. Тому действительно понравилось, но думал он не о ней.