Дина Почикаева - Бим Бом – театр несбывшейся любви. Роман

По воздуху разносился запах жаренного мяса. Я бы сейчас не отказалась от пары кусочков с лавашем и зеленью. И только я решила воплотить свой замысел, как сработало напоминание – Не есть жирную пищу.

– Ну, можно хоть немножко? – простонала я в ответ. – Совсем чуть-чуть.

Балеринская карьера в такие моменты просто сваливалась тяжелым грузом на мои хрупкие плечи. При подготовке к очередному выступлению мой вес доходил до сорока пяти иногда и немного меньше. Я морила себя голодом, чтобы на сцене порхать, как пушинка.

– Интересно, кто придумал этот балериний вес? – проворчала я себе под нос. – Еще немного, я рухну вот на эту лавку.

Ругаясь с собой я добрела до машины. Там всегда припрятана шоколадка для особых случаев. Иногда, я позволяла себе такую погрешность, но лишь при условии, что мой мобильник будет спрятан настолько далеко, что его зоркий экран не увидит того, как я запихиваю в себя тысячи калорий.

– Полежи пока здесь, – я аккуратненько спрятала трубочку под переднее сиденье и закрыла дверь. Именно тогда мне удалось почувствовать свободу и спокойно вкусить нугу с цельным фундуком. Вдруг он зазвонил. Иногда мне казалось, что у него есть специальное устройство, способное считывать мои грехи.

– Алло. Да. – Я успела прожевать последний кусочек.

– Милая, ты где? И почему такой голос?

– Я ем.

– Понял. Такое впечатление, что ты соревнуешься с кем-то в этом процессе.

– Примерно так. Только я единственный участник соревнования.

Макс рассмеялся.

– Хорошо, что так. А то я уже хотел поспешить, чтобы вызволить тебя из общества обжор. Зная, какая ты у меня сладкоежка.

– Да ну тебя. – Я немного покраснела. Совсем немного. – Ты когда прилетаешь?

– В понедельник. Какие планы на выходные?

– У меня-то? Да особо никаких. Репетиции, репетиции и еще раз репетиции.

– Я вижу, что ты уже тщательно к ним готовишься. Признайся честно. Сколько у тебя батончиков еще в заначке? – Макс опять засмеялся.

– Ни одного. Последний только что был сражен в тяжелом бою.

– Ладно. Привезу тебе Сенабон.

– А что это?

– Французская булочка. Я тебе несколько возьму, разных.

– Лучше сам прилетай скорее. Я соскучилась.

– И я очень соскучился, моя балерина.

Последнее фраза являлась укором Макса за мое нежелание соблюдать диету перед выступлением. Он всегда так делал, когда заставал меня врасплох за поеданием чего-нибудь сладенького. Особенно он любил это делать ночью. Когда я украдкой пробиралась к холодильнику, чтобы вынуть оттуда пломбир или кусочек тортика. Он ждал, когда я достигну цели. Включал свет. И тогда его издевкам не было предела. Первый год я дико обижалась, спустя некоторое время привыкла. Нравится ему, пусть хохочет. А без сладкого человек долго не протянет, да и мозг перестанет работать. Мне же, как умной и образованной балерине, подпитка крайне необходима. Иначе, я стану пустой и никому не интересной марионеткой, вертящейся по сцене и абсолютно не имеющей представлений о смысле своих действий.

Настало воскресенье. Я плохо спала этой ночью. Мысль о визите в дом художницы, не давала покоя. За несколько дней мне удалось немного просветиться в искусстве, почитать о картинах, художниках, о манере живописи, о направлениях. И теперь после всего изученного в голове была каша. Иногда я ругаю себя за то, что читаю слишком много информации, которую абсолютно не умею анализировать. В этом вся моя сущность – нахватать всего и сразу, а вот что с этим потом делать, я, увы, не знаю. И не в силах самостоятельно разобраться в куче информационного мусора, я начинаю изнурять допросами Макса. Он умный, он обязательно поможет. Макс начинает по полочкам раскладывать все, что я на него вываливаю.

– И где ты только все это берешь? – спокойно произносит его усталый голос.

– Читаю в интернете.

– Я понимаю, что не сама придумываешь. Я хотел спросить. Для чего тебе все это?

– Просто интересно. – Я выбрала этот простой ответ, потому что он не требует долгих, муторных объяснений, доводов и фактов. Все коротко и ясно.

Только вот сейчас Макс работал над новым проектом во Франции, а я вынуждена была проводить ниточки от одного художника к другим без посторонней помощи. И именно это у меня получалось ооочень плохо.

Помню, как моя учительница по физике говорила:

– Дарья, вот ты выучила целый параграф. И на отлично мне передала всю суть. Так реши же теперь эту простейшую задачу.

Я с изумлением смотрела на эти формулы и символы, не понимая, как может быть связан параграф с тем, что написано на доске??? Да, аналитик из меня ужасный. Поэтому, все математики и физики для меня всегда являлись инопланетными гостями, случайно заблудившимися среди обычных нормально-мыслящих людей.

Кофе привел мой разбушевавшийся мозг в порядок, и я решила при разговоре с матерью художницы, больше молчать и слушать, нежели парировать, выхваченными из Википедии, фразами.

Набрав номер, я долго крутила в руках телефон. Длинные гудки, заставляли нервничать. А вдруг, она не возьмет трубку или ошиблась цифрой??? И что тогда, опять мчаться на набережную или в метро?

– Здравствуйте, Таисия Исаевна слушает – Произнес знакомый голос.

– Здравствуйте, это я, Дарья. Помните? Девушка, которую заинтересовали картины вашей дочери Марины.

– Ах, Дарья. Добрый день. А я на кухне, готовлю к вашему визиту. Во сколько приедете?

– Через полчаса буду у вас.

– Замечательно. Жду.

Через тридцать минут я стояла на пороге квартиры. Когда дверь открылась, передо мной возник образ ухоженной, нарядной женщины.

– Проходи, Дарья. Я заждалась.

Квартира выглядела скромно. На полках размещались книги, на стенах картины. На портрете, расположенном в центре гостиной, я сразу узнала художницу. Белокурые вьющиеся волосы, огромные и синие, как море глаза, тощий стан и безумно восхитительная улыбка.

– Вот и Мариночка моя, красавица. Здесь ей всего тридцать. Такая молодая. Знаешь, мне этот портрет подарил Сергей – первая любовь Марины. Он принес мне его сразу после того, как Марины не стало.

– Они долго встречались?

– Они. Вовсе не встречались. Он был женат. На лучшей подруге Марины. Она не смогла отобрать его у семьи. Страдала в одиночестве. Так мучилась. Два года металась как птица в клетке. Исхудала вся. Именно тогда началась ее… – женщина замолчала.

– Сергей, наверное, тоже ее любил, раз так долго хранил портрет. Марина не вынесла всех переживаний и уехала в Петербург, устроилась в театр. И даже принимала участие в постановках.

– Она что была актрисой?

– Нет. Это, можно сказать, было ее хобби. Ей вообще нравилось все необычное. Она и рисовать не училась. Взяла карандаш, и картина сама сложилась. Да еще какой шедевр получился.