Михаил Байков - Город'ОК

Антоха с родителями жил в трешке, старшая сестра давно уже вышла замуж и жила отдельно, иногда заглядывая со своими двумя зайчиками-лапочками к родителям на выходные. Старший ее зайка уже ходил во второй класс, и Антоха любил с ним играть в Mortal Combat на Sony Playstation. Сегодня утром дома была только мама. Не стала задавать вопросов, где сын всю ночь был. Это и к лучшему. Зачем лишний отговорки и оправдания придумывать и что-то говорить. В двух словах все равно не объяснишь. Антоха, довольный, забрался в свою комнату, включил интернет и компьютер.

Новостная лента – ничего нового. Приколы, Америка, фотки, репосты: «Творить добро – это просто». Стоп! Остановилось вращение колесика мышки. Новая фотка. Ничего оригинального: девушка Таня в обнимочку с незнакомым парнягой. Нет, Таня не была девушкой Антохи, да и в тайне он ее не любил. Нет. Просто с полгода назад он мял ее после первого дня свадьбы своего кореша. Потом они чутка попереписывались в ВКонтакте и все. А вот теперь, полгода спустя, Танюша, стоит на фото с пареньком в обнимку, а этот пацанчик стоит в обнимку с Таней у себя на аватарке. И сделано у них селфи. А селфи вдвоем, как известно, делаешь только в минуты благости, а выкладываешь селфи вдвоем только с родным сердцу человечком. Антоха смотрел на фотку, многозначительно кивнул и закурил припрятанную еще неделю назад сигарету. Конечно, Антоха не расстроился, но стало вдруг как–то пусто, одиноко, обидно и снова одиноко, а с такими новостями вообще никак не бросить курить. Курил в открытую форточку, пепел сбрасывал в цветочный горшок. Мама на это ругалась, а Антон говорил, что пепел – это удобрение. Так они и не могли найти общий язык.

Докурив, Антоха снова залез ВКонтакт. Что за утро? Удар за ударом. В сети Антоха встретил свою любовь юности.

С тошнотой от сигареты накатили и воспоминания.

Тогда в местном доме культуры до трех часов ночи для пьяных, вылезающих из подвалов по субботам детей, гремели такие группы, как Rammstein, Краски, Пропаганда и Mr.Credo со своим нетленным хитом «В белом танце». Героем этого медлячка и представлял себя Антоха, когда видел ее – Валю. Свободную, взрослую, по слухам доступную. Каждую субботу они встречались взглядами. Все божьи дети умеют танцевать. Они танцевали: Антоха дышал с закрытыми глазами за ее спиной, она это чувствовала, ей было тепло, тоже закрывала глаза. Иногда, заигравшись, Валя касалась парня кончикам пальца. Оставляла ожог. Как только начинался медляк, Антоха отходил в сторону, смотрел на нее, но не подходил. Гордый был, то есть стеснительный. Она тоже отходила к другой стене и смотрела поверх голов, никого не замечая. Антоха уехал учиться и как–то раз ехал домой с Валей в одном поезде. Договорились тогда встретиться в Городе. Она не пришла, а Антоха больше никогда не покупал цветы на первые свиданья. Сейчас на фотографиях была женщина с двумя детьми, женщина в красном купальнике на египетском пляже со шрамом от кесарева, женщина в красном платье с кудрями, женщина с тем же взглядом. Не с блядским дешевым блеском, а с блудливым, как Калифорния, взглядом. Лишь нежность в воспоминаниях к Вале, теперь только с нежностью Антоха будет вспоминать и Таню.

Саня, суровый мужик, лет тридцати от роду и с благородной, как хороший коньяк, выдержкой на лице, чистил лопатой снег вокруг дома. Снега за ночь выпало немного – снежинки три не больше. Но как-то устал Санек дома в субботу сидеть и есть чебуреки, пожаренные супругой. Вышел на улицу в кирзовых сапогах на меху, в синем рабочем бушлате без шапки, но в рукавицах-шубинках. «Мороз и солнце – день чудесный», – все гениальное просто. Так и Саня смотрел просто, слегка наклонив голову, на гениальный блеск снежинок под солнцем, снежинки удивительной формы прилипали к черным шубинкам и не таяли, можно вдоволь на них полюбоваться, поднести поближе к лицу, рассматривать, дышать: аккуратно, чтобы теплым дыханием их не растопить. На заборе так же аккуратно, как аккуратно Саня смотрел на снежинку, по деревянным старым почти сгнившим серым штакетинам (прошлым летом Саня сделал новый, украшенный камнями забор только с фасада дома) вышагивала кошка. Хозяин кинул в нее снежным комком. Захотелось похулиганить, дымчатая соседская киса, не успев и мяукнуть, ошалев от неожиданности, свалилась с забора.

– Летом надо будет забор доделать. Сделаю железный, – вытерев нос рукавицей, оглядывая свои владения, решил Саня. А посмотреть было на что: еще пару лет назад здесь стоял покосившийся домик, а сейчас уже стоит двухэтажный новый домина. Огород тогда был запущен, три огромные яблони со сломанными от старости ветвями никак не могли засохнуть и умереть, сейчас на их месте стояла новая поликарбонатная теплица. А еще за это время был выстроен гараж и, особая гордость, баня. За такую баню Городок прощал Сашке его гордость за баню, а как не прощать? Гости приходили в баню, а потом на кухне сидели, чай пили, распаренные, чистые, охали: «Уй, хорошо! Ах, хороша баня-то, Саня, у тебя!». Хозяин улыбался, пело что–то внутри, прет аж тебя, когда ближнему хорошо сделал, когда такую баню построил.

Саня вообще все умел, работящим мужиком по Городку слыл. Совсем он не отдыхал, работал по сменам: день-ночь-с ночи-выходной-опять в день. Между сменами халтурил с брательником, ремонтами занимались, когда снега не было металлолом для сдачи таскал, по осени клюкву мешками картофельными на пункт приема носил. Зарабатывал, как умел, спина правда ныла иногда. Не то, чтобы он делал то, что любил, нет, конечно, нет. Он любил… тех для кого это делал и как-то легче мешок с клюквой из болота было выносить, когда в сердце благость, когда дома так ждали. Труды возвращались стократно. Этими озорными глазками мальчишек, когда он приносил новую игрушку, этой россыпью поцелуев, когда приносил Лене новую помадку или духи. А сегодня воскресенье, даже Бог отдыхал, Санька тоже решил отдохнуть: поспать, в бане попариться, сыновьям горку из снега сделать, снеговика с детьми слепить, из крошки угольной рот снеговику нарисовать, ведро на голову поставить. Этим позже займутся, сейчас мультики парни смотрят.

– Здравствуй, Сашенька, что без шапки? – по улице неторопливо шла баба Тася. Добрая, старенькая, таких называешь бабушка, даже «старушка» ее язык не поворачивается назвать. Баба Тася несла в пакет молока половинку черного и газету «Наша Жизнь».

– Здравствуйте, баба Тася! Как говорил Суворов: «Голова в холоде, ноги в тепле!» – швыряя в Машку, местную дворняжку, снег с лопаты, просмеялся Сашка. Машка отпрыгивала, скалилась, вставала на задние лапы, все хотела рукавицу с руки мужика стащить.

Саня вообще был веселый парень и никогда не ныл. Русые волосы, косая сажень в плечах, ясные глаза, как и все добрые мужики в Городке, Саша был похож на снег. На снег под настом. Наст может выдержать вес человека. Так и Саня много чего мог выдержать, не теряя благородной выдержки, скрывая под своим настом–бушлатом рыхлый, чистый, белый снег – двух маленьких сынишек, мечту о дочурке, супругу, уверенность, что через полтора года, когда расплатится за кредит, взятый на ремонт дома, купит новую машину. Нулевую иномарку, может даже «Ford».