Александр Гудимов - Ночью. Сборник рассказов

Он услышал её тихий голос из большой комнаты и аккуратной пантерой покрался на звук. Постучавшись, он приоткрыл дверь и вошёл. «Слушай, ну мы же уже много раз об этом говорили. Я тебя не люблю, – устало говорила девушка телефону. – И вообще, я занята сейчас». Она закончила разговор и виновато улыбнулась Егору. Он подошел к Насте и нежно обнял её за талию, за окном разгорался рассвет, и всё это выглядело бы до идиллии романтично, если бы не вдруг поседевшие волосы. Ничего неожиданного, но всё же Егор до последнего верил, что с этой девушкой такого не случится. Он закрыл глаза и целовал её лицо, но губами уже чувствовал шероховатости кожи, своей щекой чувствовал морщины у её рта. Руки залезли под кофточку, но и там встретили дряблые складки.

Такого раньше не случалось, и в страхе Егор отступил на два шага назад. Нежным взглядом на него смотрела женщина, разменявшая пятый десяток, всё ещё немного симпатичная и с каплей свежести в глазах, но уставшая и заметно потрепанная жизнью.

– Ты мне правда нравишься, – сказала она. – Давай не будем спешить. Хочу увидеть тебя ещё завтра.

– Увидишь, – ответил он.

– Я не хочу ещё спать. Может, полежим и поболтаем?

– Давай. Сейчас только схожу, умоюсь.

Егор вернулся в коридор, куда не пробралось ещё утреннее солнце. Из спальни раздавались мужские стоны, на кухне звенели бокалы, в комнате его ждала женщина, с которой он мог бы провести следующий день. В ванной кто-то забыл выключить свет, он зашёл туда, набрал в раковине горсть воды и плеснул от души её себе в лицо. Пока стекали капли, Егор уставился в зеркало напротив. Он смотрел на своё старое, осунувшееся лицо, на редкие седые волосы с большой проплешиной посередине, точь-в-точь, как у отца, на сухие губы и складки у глаз. Он сухо прокашлялся и что-то прошептал, так тихо, что сам уже не расслышал. Открыл снова воду и окунул лицо в то, что набралось в морщинистые руки, скрюченными пальцами схватил полотенце и выронил его на пол. И не подумав нагибаться, Егор встряхнул головой, потянулся, как мог, и вышел из ванной.

Они молчали несколько минут, ожидая какого-то сигнала, но его всё не было, и тогда молодой человек в кресле справа от стола выпрямил спину, поправил галстук и аккуратно, с намеком, покашлял.

– Здравствуйте, Игорь Михайлович! Очень рад вас видеть, но давайте сразу к делу!

Сидящий напротив хорошо одетый мужчина, пожилой и немного тучный, тоже попытался приосаниться, но так и остался полулёжа.

– Ни для кого, наверное, уже не секрет, и я даже больше скажу: каждый ребёнок знает: вот такое несчастье – наступил кризис. Ну, как кризис – слово это, как и вся сложившаяся ситуация, навязано нам Западом, и мы теперь живём вот с этим, несмотря на то, что, объективно говоря, мы-то в этом не виноваты. Но, тем не менее, что есть, то есть, и в связи с этим, собственно, мой вопрос к вам, как к представителю той силы, которая и несет ответственность – подчеркну, реальную ответственность – за экономическую ситуацию в стране, и я позволю себе здесь процитировать великого русского писателя Герцена: «Что делать?»

– Спасибо за хороший вопрос, Витя, – мужчина легко подавил зевок. – Но прежде разрешите вас поправить: Герцен написал «Кто виноват?» – а этот, безусловно, актуальный в царское время, вопрос сейчас контрпродуктивен. «Что делать?» – такой вопрос в одноимённой поэме задавал Некрасов. И вы знаете, вопрос этот очень важный. И мы всегда привыкли на него отвечать, именно вот на конкретный вопрос. Лично меня этому учили в высшей школе милиции. И учили, надо сказать, хорошо! Именно там мы разбирали вот эту знаменитую поэму, и все вместе учились давать ответ на такой вопрос. И я вам уверенно заявляю: если бы хотя бы каждый десятый у нас в стране получал такое образование, то и проблемы бы такой не возникало!

– Полностью с вами согласен, Игорь Михайлович! Но, как вы верно подметили в своем ответе, вопрос первый, он такой, скажем так, довольно философский, если не сказать – абстрактный. И в теории у нас всё действительно хорошо, но реальность вносит свои коррективы, и вот у меня есть последние данные социологических опросов, – молодой человек посмотрел на воображаемый документ в руках. – И там говорится о том, что всё больше людей, наших с вами, между прочим, сограждан, жизнью сегодня активно недовольны, причем даже настолько, что готовы выходить на акции протеста, пусть даже они организованы маргинальными силами.

За время вопроса мужчина в кресле, наконец, нашел силы собраться и полностью сидел в кресле, как большая горилла, опираясь руками вперёд.

– Знаете, тут, прежде всего, надо разобраться, что за это опросы такие. Потому что, как говорится, есть опросы, и есть опросы. И не имеют ли влияния на эти вот данные, что вы озвучили, те самые силы. Маргиналы, о которых вы только что говорили.

– Понимаю ваш скепсис, Игорь Михайлович, и, наверное, если бы кто-то со стороны, как я вам сейчас, мне эти данные озвучил, я бы тоже задал такой же вопрос. Потому что мы тоже понимаем, что сегодня кто угодно буквально может купить себе диплом в переходе, назвать себя социологом и проводить какие угодно опросы, а точнее, выдавать за них свои нарисованные данные. Но тут всё честно. Наши опросы.

Молодой человек терпеливо подождал, пока его собеседник почешет короткую седую бороду. Тот ещё пару раз оглянулся по сторонам, сделал пару глотков воды и определился с ответом:

– Ну, хорошо. Оснований не верить вам, Витя, у меня, конечно, нет. Но я почему так спросил про опросы? Потому что очень важно, кто и как говорит с человеком. Вот есть люди, которые политикой интересуются, а есть просто обычные люди. Ну, вот даже на конкретном примере. Есть у меня сосед, Иван Иваныч, мы с ним на лестнице пересекаемся, когда курим. Нормальный такой мужик, охранником работает, выпить может, но без фанатизма. И вот я представляю, приходит к соседу моему такой вот опрашивающий. И рассказывает, как у нас всё плохо, а Иваныч, чё, мужик простой, что там происходит вокруг, особо не интересуется. Ну, и соглашается со всем, конечно. А потом его спрашивают: «А ты вот готов выйти на митинг, чтобы жизнь стала лучше?» Ну а Иваныч-то, чё, мужик простой. Его так спросят, ну, он и скажет, что пойдет, почему не пойти-то. Но куда он пойдёт на самом-то деле?

– То есть вы считаете, что эти настроения – это только словесная форма выражения протеста, и никакой реальной основы под ними нет? То есть респонденты, прошу прощения за жаргон, вербализируют протестные настроения, которые царят в СМИ и раздуваются, ну, не будем скрывать, людьми, которые в этом лично заинтересованы?

– Именно! Вот это ты, то есть вы, Витя, очень правильно сказали! – мужчина воспрял, словно шакал, почуявший знакомый запах. – Есть те самые, мы их сейчас здесь называть не будем. Хотя, я уверен, они только и мечтают о подобной рекламе. Но мы им не позволим! Так вот, эти люди и раздувают, как вы сказали, настроения. Ведь что такое настроения? Само слово нам говорит о том, что это просто то, что человек думает. А вовсе не то, что на самом деле происходит, как пытаются тут нам выдать. Но вы не думайте, что это у них пройдёт. И я, и мои товарищи, и лично наш председатель грудью станем, но не позволим раскачивать лодку! Не для того мы столько работали и работаем! Вот я сейчас приехал к вам не откуда-то, а с заседания рабочей группы. Сидели допоздна с умными людьми, обсуждали инициативы правительства. Очень важная вещь – регламент надзорной группы. В правительстве, как мы знаем, умные люди сидят, но и им нужна, извините за выражение, подстраховка. И вот с разными экспертами очень серьёзные ребята сидели и обсуждали. И вот с этой стороны зайти, и с той, и с обратной. Надо же везде проверить, как бы чего не упустить. И потому я вот лично минут двадцать там выступал на тему. Сначала два часа слушал, потом выступал. Потому что тема важная, и надо работать. А не выступать, как некоторые, о которых я говорить сам не хотел, но вы, Дима, очень важно сами коснулись. Надеюсь, я вот так, вкратце, потому что всего не успеть, конечно, но ответил на ваш вопрос.