Ирина Мариловцева - Живу. Верю. Люблю. Надеюсь

«Петухи». Так назывался комнатный цветок с крупными красно-жёлтыми соцветиями, которые по странному стечению обстоятельств расцветали ровно в те дни, когда в городе проходила пышная Выставка цветов. Баба Лёля тщательно ухаживала за своими «петухами» и «лилиями», а они в ответ исправно выбрасывали роскошные соцветия к нужному сроку. Я попробовала поискать в интернете изображение, похожее на любимые цветочки бабы Лёли, не могу ручаться, но это могли быть канны или калатея. Во всяком случае, крупные жёлто-красные цветы и тех, и других очень напоминают хвост хозяина птичьего двора. Баба Лёля выставляла «петухов» всю жизнь, носила во Дворец Культуры тяжёлые горшки, присутствовала на самой экспозиции и гордо возвращалась с Выставки с «внушительными» призами – забавными статуэтками из фарфора или даже из пластмассы. У меня и сейчас есть «Златовласка», «Балерина» с отломанной и приклеенной ножкой, «Пушкин», молодая рабочая на стройке и жираф.

«Глазки молодые». Баба Лёля вообще была человеком удачливым и, соответственно, выгодным членом семьи. В отличие, конечно, от сами понимаете кого. Кроме «дорогущих» призов, которые она получала за своих «петухов», она однажды принесла в семью холодильник. А это уже было результатом денежно-вещевой лотереи. Когда-то эта лотерея была делом государственного размаха. Билеты стоили 30 копеек, результаты розыгрыша печатались в газете «Труд». Все мои подруги, их родители и знакомые раз в месяц усаживались проверять купленные билеты на выигрыш. В нашей семье я была самая «востроглазая», мне об этом напоминали, когда надо было прочитать надпись на лекарствах, вдеть нитку в иголку или разглядеть на высоте показания счётчика. Когда приходил «Труд» с розыгрышем, бабушка расстилала на кухонном столе газету с напечатанными на весь разворот номерами и звала меня: «Ирка, иди билеты проверять! Глазки молодые…» Я бежала со всех ног: это было очень серьёзное наше с бабой Лёлей дело, постоянно обещающее какую-то прибыль. Если номер билета совпадал с напечатанным в газете, это был верный рубль выигрыша. Если же совпадали и номер, и серия – то с замиранием сердца, ведя пальцем по строке, можно было добраться до ого-го чего вещевого или денежного! Вот так однажды мы и добрались до холодильника. Ну, кто ещё мог что-то сказать или возразить бабе Лёле после этого материального триумфа, а? Свет бабылёлиной славы падал и на меня – обладательницу молодых глазок. Холодильник мы тогда не взяли, предпочли денежный эквивалент. У нас уже был холодильник марки «Зил-Москва». Надо сказать, что после моего отъезда из родительского гнезда он ещё долго работал на даче у моей подруги, а ведь он в нашей семье появился раньше, чем я. Думаю, марка «Зил-Москва» может быть в числе первых в гордом списке «Сделано у нас». Завершая рассказ, скажу, что холодильник был самым большим выигрышем за всю бабылёлину историю игр с государством. Но рубли за совпавшие номера она получала регулярно.

«В помятух а х» – обычно употреблялось со словом «нету» или «не было».

«Да его в помятух а х там нету!» Помятух и эти призваны были подчеркнуть точное и стопроцентное отсутствие кого-то или чего-то, это был уверенный ответ на вопрос – был ли? Не там ли? Есть ли у тебя? А вот «помятух и », как слово с историей и корнями, встретилось мне гораздо позже, оно когда-то означало «списки, жития, скрижали, наличие в помяннике». Вот какие метаморфозы претерпевали малоизвестные речевые единицы, проходя через горнило бабылёлиного вокабуляра.

«Ремк и » – любая старая одёжка. Вариант – одежда ультрамодная, которая не нравилась бабе Лёле. «В каких-то ремках ходит» – это или явное неодобрение, или жалость к обносившемуся человеку.

«Домовн и чать» – присматривать за домом, ненадолго оставаться в квартире друзей, знакомых, родственников по их просьбе, чтобы хозяева могли куда-то сходить, съездить, развеяться в гостях. Конечно же, звучало оно мягко – «домовнищать». Баба Лёля домовн и чала не часто – у нее и со мной хватало забот…

На фотографии – мы с бабушкой в Анапе.

А на следующих – ее призы, которые она получала за своих петухов. А что – раньше и грамота была большой радостью и гордостью для получившего! Ой, не начинаю, не начинаю…

«Интеллигенция». Как вы правильно понимаете, это ругательство. Бессмысленная, никчёмная, ничего не создающая часть здорового советского общества всегда вызывала у бабушки сомнения в необходимости существования этой прослойки вообще.

Мама, несмотря, что дочь, никаких поблажек не имела и получала по полной. А нечего было выходить замуж за «него». Да ещё любить его, прощать ему явки «под турахом», ходить с ним в рестораны, на его спектакли, терпеть его шашни. Ну вот как это называется? Интеллигенция!

Признаков причастности к интеллигенции было ещё много, они легко просчитывались намётанным глазом бабы Лёли.

Вот, например, как интеллигенция гуляла. Не по улице, а в гостях. Гуляла она бездарно.

Тратились большие – на бабушкин взгляд – деньги на неправильные напитки: армянские коньяки, рижские бальзамы, венгерские вина и прочую лабуду. Гостям выставлялся весь домашний дефицит – сырокопчёные колбасы, редкие консервы, нежные цыплятки табака. Для рвущихся из души песен приглашалась аккордеонистка Валя. Она обычно завершала загул лихими «застольными». Дамы – интеллигентские жёны, «липочки» и «модистки» – в гости являлись расфуфыренными, в лаковых туфлях на шпильках. Но, конечно, в подкаблучниках. Ах да, сейчас объясню.

Каблуки дамских туфель-лодочек были очень острыми, они кончались маленькими металлическими набойками. Чтобы не портить полы или ковры в доме и чтобы не застрять каблуком в любой щели – асфальта, бетона, дерева – острые каблучки вставляли в пластмассовые цилиндрики, которые продавались отдельно и всегда были в сумочке у любой женщины, которая носила шпильки. Цилиндрики амортизировали поступь, увеличивали площадь опоры, в них можно было без ущерба для полового покрытия танцевать летку-еньку.