Ирина Говоруха - Когда расцветут гладиолусы

Они уже приехали и остановились под стенами общежития. Из открытых окон доносились голоса, детский плач и визгливый крик вахтерши:

– Не пущу! Как себе хочешь – не пущу. Развели тут бордель.

Ольга улыбнулась, хлопнула дверцей и помахала на прощание рукой.

Наступила весна. Небо, истерзанное весенними ветрами, наспех сшивало свои голубые ткани, и места швов напоминали тракторные молнии. Самолеты, оказываясь в них, с ходу попадали в зону турбулентности.

Миша уже прочитал Букварь и прошел всю математику за первый класс. А еще выучил много стихов Мандельштама и Даниила Хармса. Он сочинял сказки, рисовал с натуры, лепил из каучукового теста и пел песни Черепахи Тортиллы, мамонтенка и Шапокляк. В конце мая, когда в садах разбухли пионы и расцвела мелкая, напоминающая манку, черемуха, подошло время тестов, и Ольга перестала спокойно спать.

В тот день они долго ехали в школу по проспекту Победы, рассматривая билборды, витрины модных бутиков, посудных лавок и монументальный фасад оперного театра. Миша, сразу повзрослевший, в нарядном костюме и бабочке, сидел с ровной спинкой и теребил пуговицу на пиджаке, но переступив каменный порог, расплакался.

– Тебе страшно?

– Нет. Просто с нами нет Роберта и Майкла.

Ольга обняла его и жарко зашептала в ухо:

– Твои друзья с нетерпением будут ждать тебя дома. А здесь появятся новые ребята, с которыми ты будешь играть в школьном спектакле, участвовать в соревнованиях и учить французский язык. А сейчас я обещаю не отходить от тебя ни на шаг. Хорошо?

Миша кивнул и вытер глаза ее широкой юбкой.

Вопросы были разными: что общего между квадратом и гусеницей, между лисой и ножницами и чем отличается алмаз от хрусталя? Его спрашивали о цветных металлах, джунглях и дубравах, о том, что такое скальпель и удочка. Он отвечал старательно, так что над верхней губой от усердия выступали прозрачные капельки пота. Полные ладошки соскальзывали с поверхности шариковой ручки, и он переспрашивал:

– Ольга, правильно? Как жаль, что у нас нет сейчас кукурузных палочек. Мы бы хоть немного подкормили мозг.

Его ответы были оригинальными, смелыми, и учительница каждый раз удивленно поднимала густые брови и снимала очки. Рассеянно протирала их ветошью, которой до этого терла классную доску. Затем попросила прочитать текст, и Миша быстро справился.

– Перескажи.

Он рассказал наизусть.

– Как вы его готовили? Он демонстрирует креативное мышление и блестящую память. А еще такие логические операции, как доказательство и опровержение, которые вообще еще не присутствуют в мышлении дошкольников. У Миши же они на уровне второго класса.

Ольга такая же взволнованная и раскрасневшаяся стала объяснять:

– Я сочиняла для него тексты, в которых главным героем был сам Миша, его друзья и любимые игрушки. Мы готовили с мамой целые приключенческие книги о том, что с ним происходило в разных странах: Африке, Кении и даже крохотной Науру. Таким образом, он быстро научился читать, заинтересовался географией и ботаникой и начал хорошо ориентироваться в пространстве.

– Какой неординарный подход!

Женщина задумалась и полистала ежедневник:

– Мы как раз подыскиваем толкового организатора, который сможет отойти от шаблонности и однотипности учебного процесса. Вы сможете прийти на собеседование, к примеру, на следующей неделе?

Ольга вспыхнула и кивнула.

В этот раз первое сентября было другим. В нем горели факелами гладиолусы и хохотали соскучившиеся дети. Ольгу приняли на работу в лучший лицей города, и теперь была возможность бесконечно проявлять творчество и фантазию. Она с головой окунулась в школьный процесс, и с ее легкой руки уроки стали проводиться в музеях, в цехах конфетных и макаронных фабрик, посреди пшеничного поля и в президентских конюшнях. Дети ездили на экскурсии в другие города и за границу, устраивали тематические пикники, вечеринки и шоу. А еще каждый день она виделась с Мишей. Они встречались на переменах, садились на лавочку, раскрывали пакет кукурузных палочек и хохотали, вспоминая Роберта и Стива. Те совсем недавно уехали, и Миша подарил им на память несколько своих игрушек.

Однажды она встретилась у парадного крыльца с бывшей хозяйкой Мариной. Та понюхала воздух, точь-в-точь, как это делал Никитка, подергала свою косую челку и ехидно переспросила:

– А, Ольга? Это вы? А что вы здесь делаете? Заблудились, наверное?

Ольга в красивых тканевых туфлях и узкой синей юбке улыбнулась в ответ:

– А я здесь работаю. Завучем по воспитательной работе. Вы Никитку с Ксюшей привели?

Марина смерила ее брезгливым взглядом, ничего не ответила и поспешила к выходу.

Ольга выехала из общежития и теперь снимала миленькую квартирку с кухней в стиле Лауры Эшли, зеленым плюшевым диваном и картиной Джека Веттриано «Безумные псы» в нише. На полотне был изображен мужчина в мятых брюках на подтяжках и соломенной шляпе-канотье. Рядом с ним находились две хрупкие женщины в льняных открытых платьях. Их ноги обжигал песок, словно плавленый конфетный сахар, и Ольга долго искала объяснение этому странному названию. А потом нашла. Это была строка из песни Ноэла Коварда, популярная в 30-е годы, в которой говорилось, что только безумные собаки и англичане выходят из дома под полуденное солнце. Она вдруг поймала себя на мысли, что песня в точности о ней.

Она теперь выходит из дома в любое время и в любом состоянии…

В полдень и в полночь…

В пропасть и в небо…

В безумии и в трезвости ума…

На тарелке лежали лунные пряники. С причудливой надписью, напоминающей тайные письмена или гжельское кружево. Для ее расшифровки следовало бы воспользоваться лупой, словарем китайского и снять целлофан, но целлофан снимать было жаль, и Катя стала смотреть в окно…

Во дворе еще с прошлого года красовалась детская площадка – точь-в-точь как ялтинская «Поляна сказок». Деревянные качели из толстенных колод, выкрашенные в алый цвет, и песочница, в которой мяукали две кошки. Одна – вымытая сухим шампунем, вторая – ничейная, искусанная блохами и клещами. Рядом, ближе к яблоне, словно стесняясь своего нищенского вида, стояли припаркованные «Москвич» с «Запорожцем». Их спущенные колеса валялись на асфальте, как пупочные грыжи. Дальше обзор закрывала бетонная стена, и Катя, одернув тюль, тяжелую от кремового хлопка, вернулась за стол. Прислушалась к ровному дыханию своей пустой квартиры, механически передвинула одним пальцем солонку и сделала глоток холодного, поэтому никчемного кофе.

Все не складывалось… Уже много лет. Целостной картины в ее жизни отродясь не было. Только хаос, как на поздних работах Винсента Ван Гога. Кате исполнилось тридцать четыре, а любовь все не приходила. Не щупала лоб, когда глаза подозрительно блестели, не вытирала сопли, когда нападала хандра и не нудила под ванной, когда она слишком долго делала свои женские дела. Не спешила любовь и сегодня, в воскресенье, после скромного завтрака. И вчера, когда до рассвета оставалось несколько прыжков. И пару лет назад, когда, наконец, отросли волосы. И гинеколог, начиная с порога, каждый раз пугала своим шершавым голосом: