Артем Краснов - Блабериды-2

Я читал «Зарю в преисподней», когда появилась медсестра и мягко сообщила, что меня ждут в кабинете заведующего. Ладонью, как стюардесса, она указала путь. Я заложил книгу конфетной обёрткой и пошёл к Сителю.

Ситель был невысоким седым джентльменом с аккуратной бородой и добродушно-внимательными очками, за которыми терялись его настоящие глаза. Когда медсестра толкнула дверь, пропуская меня внутрь, он оторвался от монитора и плеснул руками. На фалангах его пальцев было много волос.

– Присаживайтесь вот сюда, – показал он место напротив стола.

Его заместитель, психолог Чеканова, сидела сбоку, и чёрные дуги её бровей были неподвижны, что казалось немного пугающим.

В кабинете был ещё один человек, нестарый, довольно красивый и хорошо одетый. Его чёрные волосы были аккуратно уложены, а форма подбородка напоминала о героях комиксов. Вид немного портили впалые и маленькие глаза с кругами усталости. На вид человеку было лет сорок.

Я понял, что эта тройка собралась для какого-то суда. Впрочем, Ситель начал в мягком ключе, спросил о моём самочувствии и настроении, а потом заявил, что никто не собирается меня ни в чём обвинять.

Он взял стоящий перед Чекановой ноутбук и развернул ко мне. Я узнал страницу дирижаблевского сайта. Счётчик трафика показывал сногсшибательные цифры. Ситель включил прикреплённое к статье видео.

Дело происходило в коридоре какого-то учреждения.

– Это наш диспансер, семёрка, – пояснил Ситель.

Видео было снято на смартфон. Женщина в белом халате выговаривала что-то нескладному старику, который порывался войти в кабинет. Женщина удерживала его:

– Что, говна опять поесть пришёл? – спрашивала она бесцеремонно.

Старик отвечал неразборчиво. Движения его были нелепы. Он напирал на женщину, она толкала его в грудь и отвечала базарным тоном:

– Я уже объясняла, куда тебе идти! Что мне твои бумажки? Шуруй, я тебе говорю. Дома говна поешь! Нам тут своих говноедов хватает.

Она гнала его, как собаку, а потом отвесила оплеуху: удар был несильный, но старик присел и вздрогнул. Женщину это развеселило:

– Вот и иди! Пугливый какой! Иди-иди, я сказала.

Послышался голос:

– Да пустите вы его уж…

– Я сама разберусь! – гавкнула женщина и снова замахнулась на старика. Он дёрнул руками и отошёл в сторону, шаркая и припадая на одну ногу. На нём была зимняя одежда и тонкие тапочки, какие выдают в дешёвых гостиницах.

– Ну, не по-человечески как-то, – снова послышался голос.

– А по-человечески надо – в церковь идите! А тут учреждение, – заявила женщина и захлопнула дверь кабинета.

В комментариях поднялся предсказуемый хайп – большинство требовало немедленно уволить сотрудницу диспансера. Неля, автор сопроводительного текста, раскопала, что старик – бывший афганец, – пришёл в диспансер за рецептом. Чем именно он разозлил женщину в халате, оставалось неясным.

Я посмотрел на Сителя. Он изучал меня с любопытством.

– Это не я снимал, – заявил я без колебаний.

– Мы понимаем, понимаем, – поднял ладони Ситель. – Не снимали – и хорошо. Даже если снимали, ничего криминального. Подведение сотрудницы действительно… как бы это помягче…

– Да я даже не был в диспансере! – выпалил я и вдруг сообразил, что это неправда. Оля просила забрать документы, и на днях я заходил туда в бухгалтерию.

Замешательство не ускользнуло от внимания тройки. Чеканова кивнула, и крыло её чёрных волос качнулось в такт. Человек в костюме смотрел спокойно и почти безучастно.

– Телефон проверьте, – я выложил аппарат на стол. – Ну, проверьте, проверьте! Мне самому интересно.

– Нет! – Ситель почти ужаснулся. – Телефон – это ваше личное пространство. Мы вам верим.

– Чего же вы хотите?

Слово взяла Чеканова:

– Максим, давайте предположим, что состояния, которые мучили вас до поступления к нам, проявляются снова. Мы тоже могли ошибиться. Мы всегда идём от простого к сложному. Если у человека ссадина – мы клеим пластырь. Но бывает, что пластыря недостаточно.

– Я серьёзно болен?

– Мы этого не знаем и хотим разобраться вместе с вами.

Ситель снова поднял руки:

– Речь не о том, чтобы вас в чём-то обвинить! Да, Цвикевич недоволен, но пусть он со своими сотрудниками сам разбирается. Мы полностью на вашей стороне.

В тот день я впервые услышал эту фамилию – Цвикевич. Цвикевич был главным врачом нашего диспансера, ПНД №7, и ярые комментаторы под статьёй предлагали отправить его в отставку вместе с министром здравоохранения области. Вряд ли он был в восторге от их решимости.

Ситель продолжал:

– У психиатров есть такой критерий: если пациент осознаёт своё состояние – кризис болезни пройден. Пусть он ещё слышит голоса в голове…

– Я не слышу голосов.

– Я к примеру. Так если человек слышит голоса, но осознаёт их фантомную природу, он уже на полпути к выздоровлению.

– У меня, значит, всё совсем плохо: ничего такого я не осознаю.

Ситель развернулся к человеку, что сидел рядом с ним:

– Вот, познакомьтесь: Георгий Романович Танцырев – наш ведущий, можно сказать, специалист. Мы предлагаем вам подумать о том, чтобы пройти у него курс терапии.

Танцырев расстегнул пуговицу на пиджаке, выпуская на свободу запах дорогого одеколона, и, убедившись, что все локаторы настроены на него, сказал:

– Максим, я немного познакомился с вашим делом. Терапию, которую вы получили, можно сравнить с ямочным ремонтом дороги. Как сказала Анна Николаевна, вам нужен более углублённых подход.

– Какой именно?

– Психоанализ. Он потребует гораздо больше усилий, но вы глубоко изучите свою натуру. Мы можем начать сейчас, пока вы находитесь в клинике, а при необходимости продолжить после вашей выписки.

– Это поможет?

– Я понимаю ваши сомнения. Психоанализ – это способ самопознания сложных, многогранных натур. В отличие от бихевиоризма, он даёт глубинный и устойчивый эффект. Вы человек творческий и рефлексирующий, и я уверен, психоанализ позволит вам полнее использовать свой потенциал. Но выбор за вами.

– Мне нужно посоветоваться с семьёй.

– Конечно, – закивали все трое.

Вечером я позвонил Оле. Она встревожилась, хотя и попыталась это скрыть.

– Мне неохота здесь торчать, – сказал я. – Никакое видео в «Дирижабль» я не посылал: я проверил все исходящие сообщения и записи в смартфоне. Этого не может быть.

– Подожди, давай обсудим, – мягко настаивала Оля.

Предложение Сителя оставить меня ещё на месяц, до двадцатых чисел февраля, показалось ей разумным.

– Меня цена вопроса волнует, – сказал я.

– Про это даже не думай. Папа сказал, что поможет.

С Танцыревым мы договорились встречаться четыре раза в неделю: каждый будний день кроме среды. Оля что-то слышала о Танцыреве и высказалась на его счёт почти восторженно.