Геннадий Копытов - Сборник романов и повестей

Валерка Святцев бился с «Копченым» где-то в кустах.

У меня с противником, что-то подзатянулось, злость прошла. Я предложил ничью. Не согласился. Мы продолжили. Я бил – он падал. Наверное, ему надоело падать и с криком: -Ща, гад! Он выдернул из-за пазухи нож в мой адрес. Я счел за лучшее побежать.

Потом говорили, что это был не нож, а стальная расческа. В темноте я разглядел только блеск!

Перепрыгнул через чью-то подставленную ногу, пробежал по лесу метров 300, я подстроился в хвост колонны, идущей на костер. Взяв еще троих ребят, я вернулся к даче. Наши пацаны уже шли навстречу. Некоторое время искали чьи-то сбитые электронные часы. Японская штамповка – дорогая по тем временам. Не нашли.

Следующий наш маневр. Мы знаем, что от костра уже подтянут «кулацкий» резерв и соотношение бойцов становилось, сильно, не в нашу пользу. Собралась вся «малая» (до 20 лет) алкашня из Архангельского, Бушёво и Федоровки. Их было раза в три больше.

17. Изолятор.

Часов до двух ночи, мы отсиживались в изоляторе медсанчасти. Новая врачиха, что-то не довольно бубнила, но впустила нас.

Мимо окон пару раз проскочил местный сторож по кличке «Водяной» в милицейской фуражке и с огромной дубиной в руках!

В этом же изоляторе пребывала «жертва» с нашей стороны. Сережка Синицын. Он не был борцом. Но мы его считали своим. У него был разбит (возможно сломан) нос. Тот самый рылодырый Витек, что пытался одолеть Евгения посредством тупого предмета, именуемого головой, успел раньше боя, вывести из строя нашего бойца.

Я потом понял их тактику. Они старались выбивать нас до драки, поодиночке.

В 24 с копейками, появился Валерка Святцев (Паленый). Символично – он бился с «Копченым». Бой у них был на равных, и они забавно барахтались в кустах.

Валерка грустно пояснял: – «Копченый» – не дурак подраться! —

Потом он бегал по лагерю, прятался от деревенских, разыскивал нас и обежал весь периметр лагеря.

Отдышавшись он снял свитер – на спине (ко всеобщему смеху) зияло, полосой, оцарапанное тело в прогале разорванной рубахи.

Клок был вырван начисто, шириной 20 см, длинной во всю спину, с ровными краями, будто срезанный ножницами.

В два часа мы оставили свое убежище, и я юркнул к Ленке под бочок.

Она была немного взволнована, так как, что-то слышала о наших траблах, но быстро все забыла, когда я обнял ее.

В девичьей палате были еще «Паленый» и Тимоха – они «успокаивали» своих девочек.

Утром «Паленый» торжественно сообщил мне: -Я целовал Светку! —

Я порадовался за брата.

Говорили, что «колхоз» обещал выловить нас завтра на отправке.

Так что, расслабляться было еще рано.

18. Отъезд.

22 августа.

Всем отрядом договорились встретиться 30 августа в парке у фонтана.

Есть такая, замечательная, традиция в советских лагерях,

встречаться через некоторое время, после окончания очереди.

Утром мы уехали.

Местные не пришли брать реванш по трезвяку.

Ну что же, у нас были настоящие враги.

Как и положено – жестокие и коварные.

И это наше «Куликово поле» местного масштаба, мы хоть и не выиграли, но уж точно не проиграли.

Ведь до этого, дня, в открытое групповое столкновение, мы не решались ввязываться!

Мы почувствовали свою силу!

Вы спросите, закономерно:

– А в чем же сила, Брат?

Отвечу:

– В дружбе, Брат!

Проезжали мимо ее дома, она показала свои окна. Я запомнил.

– Пока!

– Пока!

Неделю я тяжко адаптировал, страдая несварением одиночества.

Как-то нужно было дотянуть до встречи.

Моя тоска агонизировала, особенно к вечеру, поднималась из зеленоватых глубин.

Я беру гитару…

– Хотел я спеть повеселей,

– Да что-то помешало…

Все время, назойливо, вспоминался такой эпизод.

За два дня до отъезда, «лагерное начальство», организовало «Огонек» – вечер отдыха, для

1—3 отрядов.

Ленка пела дуэтом со Светой:

– А теперь мне все равно,

– Потому что, я давно,

– Не видал как улыбаешься ты!…

В тот вечер, поднимаясь по ступенькам дачи, мне пришлось подрастолкать

«колхозных молодцов» облепивших крыльцо, как мухи потолок сортира.

Я торжественно, как в придворных танцах, провел ее за руку через строй мутных глаз и кислой винной отрыжки…

Не тогда ли я возбудил к себе нелюбовь «строителей колхозной коммуны»?…

Какая разница!

Другое, важное, мне стало очевидным и озарило мрак Затмения вспыхнувшей Солнечной Короной:

– Потому что, я давно

– Не видал как улыбаешься ты!!!

На фоне романтической первой части – вторая это эмоциональный фарш. Живой, смердящий, скунс, вместо наивного плюшевого медвежонка. Бумажный гарнир для изысканных,

не первой свежести, блюд.

1. Вместе.

По нашим «чеховским» канонам, здесь должен быть эпилог, но… не вышло, а получился этакий пролог.

За неделю отсутствия, я «втянулся» в н е ё, в д е в ч у ш е ч к у.

30 августа.

Центральный городской парк имени Белоусова П. П.

В одиннадцать, я уже подходил к фонтану и издали услышал наш отряд! Собрались не все, но самые те, которых и хотелось видеть. И та, до встречи, с которой, я так «коматозил», всю предыдущую неделю.

Увидев меня, улыбнулась, так знакомо, с такой угадываемой, слабо скрываемой, радостью! Всегда забавляла ее улыбка! Я долго искал аналогию. И вот сейчас нашел! Маленькая пони!

– Мy little Pony! -с нежностью подумал я.

Мы крутанулись на «чертовом колесе». Девчонки немножко повизжали от страха, когда Тимоха бешено, раскрутил корзину в самом апогее. Повспоминали: как там было в лагере-весело, и дружно, местами жестко и грустно. Посидели в кино. Потом, парами разбрелись по домам.

С Еленой, шли пешком домой от кинотеатра «Центральный». Сейчас такого нет…

Было тепло еще по-летнему. Я взял ее за руку, вёл, нарочито, чтобы идти дольше, дальними задворками…

Только около часа ночи подошли к ее дому и сдал на руки маме, беспокойно курсирующей около подъезда.

А я уже час, как нестерпимо, хотел в «тубзик». Но сказать об этом, я был не в силах! И как только она с мамой, исчезла в подъезде, я рванул в ближний переулок…

Засыпал я счастливый и успокоенный, вспоминая как тесно, соприкасаясь плечами и бедрами, сидели мы, в ночи кинотеатра. Ее ладошка лежала в моей. Лена была, какая-то томная и ее хотелось обнимать и тискать!