Любовь Сушко - Тяжесть короны. Князья и воины

Очень изменилась в последнее столетие земля русская, и так долго было еще до возрождения. Тяжело и неинтересно, а потому особенно трудно жить в такие времена. И скоро он вообще переберется отсюда. Надо и иные земли посмотреть, и там побывать. Не привык бес от скуки и серости изнывать, ведь, какими бы не были времена, многое люди сами творят.

А он уж постарается из ничего сделать что-то приличное, – так твердо решил Мефи. И уйдет он отсюда не с поражением, а с победой.

Четырнадцать веков в одном месте, кто бы мог подумать, что так все будет. Это он так сам для себя решил, а потом, когда победит Дмитрий на поле Куликовом, и русичи докажут, что они способны с татарами расправиться, тогда и уйдет он с сознанием исполненного долга. А пока следовало как-нибудь устроиться.

В столицах мрачно и скучно ему показалось, все так серо и уныло было там, и отыскал он себе крепкое княжество – Галицко-Волынское, и самого сильного, молодого и красивого князя нашел, чтобы немного побороться и сопротивляться татарам. Не любил он татарву, хотя те и помогали ему часто, а теперь и господство его здесь утвердили. Дикие они, грязные. И ничего для них светлого нет, кроме похоти и визга звериного. Нет у них ничего за душой, никогда не было и не будет. Он их в ад особенный отправлял, побочный, куда почти никто и никогда не заглядывал, находясь все время в русской его части. У славян слонялся он, там всегда было весело, шумно, забавно, с ними от скуки не помрешь. Но и то сказать – они были его детищем.

Но он знал, что как раз настал час для того, чтобы вместе с Даниилом направляться к хану в орду, да не раз ему еще туда и вместе с Александром проехаться придется.

Но Даниил – особенный случай, потому он волновался немного.

Был день.Один из тысяч дней в году. В обычном, ничем не примечательном, году. И запомнился он всем только тем, что в тот день на рассвете в Галиче появился черный монах. Монахи не были редкостью в те времена. Но этот сразу показался особенным, ни на кого другого не походил он, словно на нем отметина, какая странная была.

Казалось, что твердил он, хотя все время молчал, что вместе с ним в этот мир придет что-то новое и неожиданное, хотя текли десятилетия, а ничего не происходило в мире, и казалось, что произойти не могло. Но не каждый день тень не тень человек ни человек в черном появляется здесь. Словно повинуясь какому – то страшному зову, стали люди сходиться вокруг него, и ждали они, когда и что он говорить станет.

Пока он молчал, то ли ожидая, когда люди соберутся, то ли наоборот не собирался ничего им говорить. И они тихонько шептались, пытаясь понять, что это такое за явление, откуда оно появилось, и что может значить.

И вдруг так же неожиданно заговорил он. Многие вздрогнули в тот миг. Потому что и голос был какой-то странный и глухой, будто из ямы или бездны он раздавался.

– Все собрались вы, люди добрые, и должно быть известно вам, что ни с добрыми вестями прихожу я, а в такую годину особенно, ничего хорошего ждать не приходится. Видел я, как бились в бешенстве кони вороные, и весь мир прахом пошел. Недобрые, окаянные времена наступают для вас, голод, пожары и мор впереди. И скоро ждем мы конца света, как в писании сказано. Будет все гореть в адском пламени, которое татарва поганая разожжет. Вы забудете, а внуки ваши никогда не узнают о свободе и вольности славянской. Былины героические несбыточными сказками покажутся.

Все меняется, и жизнь ваша переменится до неузнаваемости, да только в худшую сторону, на столетия никакого просвета не будет, и живые будут завидовать мертвым. Долгим и тяжким будет ваше рабство непосильное, – еще раз повторил он, словно убедить их хотел в том, что правду он говорит.

– А свободу да жизнь хорошую увидит ли кто-нибудь? – спросила какая-то баба, готовая разрыдаться.

И странно прозвучал тот одинокий голос в толпе людской.

– Вам этого знать и видеть не придется, – печально говорил старик, – постоял еще немного и исчез. Они не знали, ушел ли он куда-то, пока они были в замешательстве, или прямо в воздухе растворился. Точно потом никто этого сказать не мог.

– Не может такого быть, – говорил весь белый, немощный дед, дни которого давно сочтены были, но ему так не хотелось уходить в страну предков своих, зная, что с потомками такой случится. Хотя самое лучшее было скорее уйти и не видеть всего этого, в муках диких не маяться.

– Не может быть такого, чтобы какие-то дикие поганые татары наших сильных и могучих князей покорили, не бывать этому, – яростно твердил он. Но никто ничего ему на это не ответил. И долго еще кричал он с горечью да обидой, и никак не мог успокоиться и замолчать. Хотя печально на душе у него было, но может он доживет до того момента, когда смерть окажется незаслуженным благом, когда будут молить о ней, как о несбыточном чуде. Но глухой бог не услышит их, и чуда такого не совершится уже никогда.