Любовь Сушко - Тяжесть короны. Князья и воины

Не случайно он вспомнил о князе Александре, при всей своей нелюбви к нему, он был создан для того, чтобы и в этом времени что-то сотворить, и всем остальным показать, как это может быть, как следует действовать, когда другого не дано.

Но и ему нужен Даниил, потому что бес точно знал, что только в соперничестве вечном чего-то и можно добиться, только озираясь на равного и самому рвануться вперед, он был уверен, что нашел для своего Даниила достойного соперника.

Но еще больше грустил бес о том, что миновали времена героические. Если когда -то придет избавление от рабства, то это будут совсем иные времена, даром ничего для русичей пройти не может. И грустно стало ему оттого, что давно миновала Рюрикова эпоха. И даже ему только и оставалось вспоминать тех славных князей, имена их и лица. И хотелось ему свое слово написать, только когда же было все отложив, сесть за такое писание. Но ничего в тот момент не забудет он: ни того как умен да коварен был Всеволод Большое гнездо, как хитер и изворотлив Владимир Мономах, сумевший старших обойти и первую смуту и путаницу в этом мире породить. Не забудет ни поражения князя Игоря Святославича, ни того, как погиб у ляхов князь Роман и какой таинственный тип стоял тогда за спиной ей. Они возможно, и не поверят ему, но он знает, что все это так и было, это будет самое правдивое свидетельство, потому что люди не могут знать всего, что происходит в этом мире.

Бес не верил ни в какие наказания и кары небес, но он пытался понять, почему именно на Русь, которую он для себя выбрал, все беды вдруг и свалились разом, и она надолго погрузилась в рабскую покорность. За грехи князей должны расплачиваться их потомки, и с этим он не мог не согласиться, но ведь страдают еще больше, чем князья простолюдины. И даже юный Даниил понимает, какая беда на них движется.

По вою Банников чувствовал он, что наступить для них должно. Они знали точно, что если не сгорели их бани на этот раз, то завтра сгорят точно, и над пепелищами уже собраться их сидят неподвижно и не знают, куда им податься, когда новые бани появятся, и будут ли они отстроены вообще. А над тем, что завтра пепелищем станет, витали Домовые и бесновались Кикиморы, и даже русалки, которых меньше всего касались эти несчастья, и они никак не могли успокоиться, побороть страх и тревогу в душе. Никогда прежде так не тревожились духи его знакомые и незнакомые, вероятно это и предвещает конец миру, в котором он так вольготно и уютно себя чувствовать привык.

На этот раз они отъехали недалеко от Киева. Долго бродил Даниил по городу. Засветло добраться удалось только до небольшого поселка. Там было оживленно – татары обошли его стороной, надежно он был упрятан среди лесов и болот. Если бы не бес, то возможно и Даниил не нашел бы его, но тому все хорошо было ведомо.

Смотрел князь на все и дивился тому, что и рядом с разрухой есть нетронутое место, там пахнет прошлым, и ничто не напоминает о грядущем.

И стал князь расспрашивать людей, вышедших к нему, о том, что пережить им довелось. Выяснилось, что многие из Киева сюда бежали. И рассказы их были один страшнее другого.

– Их тьма тьмущая, они не перед чем не остановятся, – все время повторяли неведомые ему доселе люди, – они все сметают на пути своем. А тысячные их и ханы хуже зверей лютых. Они всю нашу Русь матушку проглотят и не подавятся даже.

Даниил слушал седого старика. Тот все видел и пережил все на своем веку, казалось, что нечему ему больше дивиться, а вот ведь слез скрыть никак не может.

Но какими-то обреченными все они казались. Словно уже на том свете побывать успели и дивятся тому, что возвернуться назад удалось.

– И что, побить их невозможно? – спрашивал он очень тихо, и боялся услышать то, что сказать они могли.

– Да как побьешь их, какой нашей дружины на то хватит, о княже, даже если всем миром подымимся, их все одно больше будет, и сладу с ними нет никакого.

Даниил знал, что слова неведомого старика он припомнит навсегда и вспоминать их будет, когда его смертный час пробьет. А в тот момент казалось князю, что приговор он услышал. Он знал, что Киев в руинах, что татары не половцы, коих всю жизнь они били, как и пращуры их, и все-таки никак нельзя было поверить в то, что одолеть их нельзя.

Старик все-таки не терял надежды, он всегда знал, что Галицкие князья воинами отважными были. Только больно мало таких воинов. Если было бы их хоть немного больше, тогда и надежда бы не угасала, как догоревшая свеча.

У них есть Александр и Даниил, но что они против всех остальных- смешно подумать даже, и все-таки есть хоть что-то. Прости напасти такой мало одного задора молодецкого, вот и торопятся поганые разбить их по одиночке.

№№№№

А в Свароге в то время и в подземном мире тоже свои события происходили. Собирались духи недалеко от поселка, как и во все времена, да только от веселья былого почти ничего не осталось.

Узнали они, что сам Мефи вместе с князем Галицким к ним пожаловали и решили расспросить их о том, что в остальном мире делается.

Мефи не хотелось с ними общаться, но и уклониться он никак не мог, не к лицу это бесу отважному. И появился он как раз в разгар спора, когда перечисляли без устали Лешие да бесы местные все его грехи, а другие сомневались в том, что все это он один насовершать мог.

Мефи даже замер на месте после всего, что он тут услышал и понять успел. И особенно ярились Киевские Банники, в одночасье без бань своих оставшиеся, и Домовые, и Кикиморы, у них не было больше домов, и черти с бесами, перебравшиеся в гиблые болота. И все они заодно были.

– Пришел на дело рук своих полюбоваться? – наступали на него яростные духи, – смотри, – какой гордый.

– Не понимаю, в чем это я пред всеми вами повинен? – недоумевал он, – вы все лежали в болтах своих и схватились, когда поздно стало.

– Это ты их настраивал друг против друга, – не сдавались они.

– Но когда это я татар сюда звал? – вопрошал он сердито, – да я терпеть их ханов не могу и бороться с ними готов от начала до конца, а сами вы только орете, и что сделала?

Но они набросились на него с новой силой, как только перевели дыхание.

– Ты одних награждал, а других наказывал. Вот и дошло до этого разора. А кто объединять их будет? А кто больше всего от этого страдает.

– Да отстроят они ваши хижины, люди на то и созданы, чтобы ломать да строить. А погибель Вам все одно не грозит.

И он удивился тому, что пришлось от всех разом отбиваться, но титул княжеского беса ему по вкусу пришелся.

– Я беру вину на себя, но я не бог, а только один из Вас, – твердил Мефи, а люди так устроены, что только воевать они и могут, я только помогаю одним и мешаю другим.