Елена Эсти - Марго и карусель. История одного витка

– А я никогда и не думал, что когда-то буду наблюдать закат солнца с Эйфелевой башни, – мечтательно сказал Мартин. Я повернула голову и ахнула: огромный оранжевый диск солнца, словно стекал за далекие высотные здания, растворяя в себе огни тысяч машин, несущихся по дорогам-паутинам. Теперь нечто невидимое вмешалось в наши отношения: поверьте, нельзя так просто наблюдать закат на Эйфелевой башне и после этого оставаться «просто друзьями».

– Это был самый лучший день в моей жизни, – сказал Мартин, и при всем моем скептицизме, так часто присущем мне в повседневности, не оставалось ничего другого, как поверить.

– В моей тоже! – ответила я. – А теперь пора праздновать! Давай купим шампанского и будем кататься на карусели! Когда я ехала в Париж, то именно так и представляла себе празднование своего тридцатилетия!

Я легко и беззаботно вскочила на лошадку карусели, крутившейся на плас Трокадеро. Во Львове мне сильно не хватало такого осознанного легкомыслия. Свежий и игривый ветерок дунул мне в лицо – и я поняла, что вернусь в Париж еще не раз. Здесь я счастлива. Здесь меня ждут.

Через полчаса приехал Шарль и подарил мне небольшой букетик. Мы с Мартином пригласили его в ресторан, таким образом, выразив свою признательность за прием и ночлег. Тем не менее, когда принесли счет, Мартин спокойно по нему расплатился, отказавшись принять от меня деньги тем, что он сегодня без подарка. Со стороны Шарля лучшим подарком стала отличная экскурсию по вечернему Монмартру, вдоль и поперек заполненного такими же счастливыми людьми, как и я.

В последний день нами было запланирована экскурсия на кладбище Пер Лашез, музей Yves Saint Laurent и art nouveau, а вечером – поход в гости в квартиру бабушки Шарля на Монмартре.

Наполненная и окрыленная впечатлениями дня, я еще раз поймала себя на ощущении того, что, возможно, я уже бывала в этом городе. Ощущение dejà vu было настолько явным, что мне не оставалось ничего другого, как впустить его в себя, переживая как нечто личное и сокровенное. Особенно явно оно проявилось в квартире бабушки Шарля – все от старинной ковки дверей и окон, резной мебели до хрустальной посуды и серебренных приборов напоминало мне о той жизни. Я делала сотни фотографий всех мелочей и интерьера, одежды и обуви, словно пытаясь себе все это «вернуть» и аккуратно сложить где-то в тайниках своей души. Знание того, что я вряд ли буду обладать подобными вещами в настоящей жизни, не причиняло мне боли, но эстетически и эмоционально для меня было важно находиться в местах, которые напоминали мне о моем «происхождении».

Проведя в компании Мартина несколько дней, я стала замечать, что уже не так категорична относительно его недостатков, более того, в его компании мне весело и очень комфортно. В последний день, проведенный в Париже мы проговорили почти весь день на французском. Можете не верить, но Париж как город любви и тут сделал свое дело. Французский язык ему в этом помог, настроив на романтическую ноту, а я ни разу не усомнившись в том, что душевность и красота этого языка когда-нибудь пробудят во мне чувства другого характера.

После четырех дней проживания в квартире Шарля, мы покинули его хоромы и собирались переместиться в хостел, который довольно долго выбирали предварительно в интернете. Мартин пытался меня убедить в том, что остановиться в небольшом отеле будет лучше, а я не хотела создавать двусмысленную ситуацию ночлега в одной комнате, потому я просто сказала, что не могу себе этого позволить из-за потери работы. Это было правдой, потому даже лгать не пришлось.

Мартин совершенно не планировал провести последнюю ночь во Франции в хостеле, потому он просто вытащил из машины карту Франции и предложил мне показать пальцем любое место, куда мы могли бы съездить сегодня и вернуться до вечера следующего дня, когда у меня был вылет из Bovais. Я выбрала Реймс, потому что слышала о его красивейшем готическом соборе, плюс дорога на машине занимала чуть более двух часов.

Путешествие в Реймс выдалось замечательным: по дороге мы слушали французское радио, даже немного пели, точнее, Мартин подмурлыкивал в такт, а я снимала шпионское видео наших песен и фотографии фигурных нависших облаков, пролетающих над лазурным небом. Все это было похоже на то, как пара, долго планирующая побег, наконец, его совершает, оставив позади суету и заботы.

Время от времени я поглядывала на Мартина – зря мы в Париже не пользовались машиной, ведь за рулем он выглядел по-мужски уверенно, и для меня это было таким же откровением, как и то парижское утро, пахнущее кофе и круассанами, когда я первый раз любовалась его внешностью.

Отель в Реймсе, который забронировал Мартин в последний момент, находился прямо на улице, ведущей к роскошному Реймскому собору, знаменитого тем, что в нем крестили французских королей. Отель оказался очень посредственным: вполне пристойный снаружи, но довольно неудобный внутри – маленькие комнаты, старая, тесная душевая, отсутствие лифта. Мартин заказал нам одну комнату с двумя кроватями, но из-за невероятной тесноты комнаты, они были сдвинуты вместе.

– Нужно будет раздвинуть перед сном, – сказала я строго, более не проявляя никакой реакции по поводу неудобности комнаты.

К прогулке по городу и вечернем посещению ресторана мы приготовились и были на уровне: Мартин надел новую рубашку и темно-синий пиджак, я также впервые вывела «в свет» купленный в Париже плащ.

Город нас покорил отсутствием толп туристов, видом величественного собора, невероятной чистотой и центральной частью города со зданиями в стиле art nouveau.

– Будем говорить по-французски? – спросила я, и после его согласия продолжала. – Я очень мало знаю о твоей семье. Ты вскольз упоминал про сестер, но про родителей – ничего, – задумчиво поинтересовалась я.

– Мои родители в разводе. С отцом я не общаюсь уже много лет, а с матерью – уже около года, так что не о чем мне особо рассказывать, – выпалил Мартин.

– Хорошо, я не настаиваю. Наверное, это не мое дело, но должны быть очень веские причины для того, чтобы прекратить общение с матерью.

К моему удивлению, Мартин не только начал делиться, но, похоже, увидел во мне друга, которому можно выговориться по болезненному вопросу. Я напряжённо слушала, и благодаря тому, что мы общались на его родном языке, я в первый узнала многие деликатные подробности из его жизни.

– То есть сейчас вы почти не видитесь? – спросила я.

– Мы не общаемся с Рождества. Мы поссорились, а потом она заявила, что больше не хочет меня видеть.

Я подумала о том, что черт бы побрал этих европейцев с их катастрофой в плане семейных ценностей – вот еще одно межкультурное различие, которое просто вводит меня в ступор. Я больше не стала заострять внимание на этой теме, потому про его отца я уже и не спрашивала, позже повернув тему разговора в другое русло, насколько мне позволяло знание языка.