Наталья Бушнева - Разные судьбы. Рассказы

После больницы у Юлии начались повседневные будни. Один день похожий на другой. Сынок ходил в школу. Учился пока хорошо. Но что будет дальше, если муж не вернётся? У неё всего 4 класса, специальности никакой нет. Сможет ли она в дальнейшем чем-либо помочь своим детям в жизни? В первый год, как приехали в Алма-Ату, свояк Андриан устроил её на трёхмесячные курсы чертёжниц, и до рождения Вовочки она успела немного поработать. Вот и весь её трудовой стаж. А потом пошли детки. Бабушек, чтобы присматривать за детьми, не было. Из-за этого на работу не устроишься. Вот и доченька Наташка пока маленькая. Растёт потихоньку, только бледненькая она и худенькая, однако спокойная по натуре и особых беспокойств матери пока не доставляет.

Жила Юлия с детьми в центральной части города недалеко от «Зелёного базара» в бывшем купеческом доме, разделённом уже в советское время на несколько квартир. Сам дом представлял собой двухэтажное деревянное строение, выходящее своим фасадом на тротуар улицы Красина. С одной стороны с их домом за высоким забором соседствовало здание архива, а с другой – известный в то время в городе ресторан «Алатау». Фактически у них с рестораном был один общий двор и общие ворота с калиткой. Первый этаж дома – полуподвальный, он наполовину уходил окнами в землю. На верхний этаж вела довольно-таки высокая и широкая деревянная лестница, далее переходящая в просторную веранду. С неё был вход в коридор, а там – двери в большие, светлые комнаты с высокими потолками и лепными узорами на них. Это были жилые комнаты, и всего их было пять. На нижнем этаже, куда вели каменные ступени, по-видимому, раньше при купце, располагались кухня и помещение для прислуги.

К тому моменту, когда молодая семья Овчинниковых получила в этом доме квартиру, в его планировке произошли существенные преобразования. За счёт различных перегородок и прорубленных в стенах дверей советская власть решила проблему жилья сразу для нескольких советских семей. Вместо одной купеческой, в доме стали жить целых шесть советских семей!

Наверху в двух больших комнатах жила семья Мельниковых: уже знакомая нам Лида со своими престарелыми родителями, мужем и недавно родившимся сынишкою Генкой. Рядом с ними занимала одну большую и одну узенькую комнату семья Бедельбаевых. В другой большой комнате с пристроечкой и отдельным выходом во двор жила семья Мукановых.

Семье Овчинниковых были выделены две узенькие комнатушки. Одна – входила в старую композицию дома, другая, построенная за счет части веранды, имела дощатый пол без утепления и располагалась над каменными ступенями, ведущими на нижний этаж дома. Обе комнатки были площадью по 8 кв. метров с одним окном в каждой. Первая комната, а фактически кухня, имела выход сразу на крыльцо. Снизу от каменных ступеней тянуло холодом и в дверь, и через щели в полу. Положение спасала небольшая печка с духовкой и двумя конфорками для приготовления пищи. На ней готовили еду, над ней сушили одежду, около неё грелись в морозные дни.

Внизу одну комнату и пристроенную тёмную каморку занимала семья, которую никто по фамилии не называл. Про них говорили – Нижние. А может, это и была их настоящая фамилия? Это были Мария Ивановна с дочерями: старшей Марией и Майей, последняя была почти ровесницей Наташке. В другой полуподвальной комнате жила холостячка баба Ната.

Всё население этого дома жило как-то обособленно друг от друга, но никогда не конфликтовало. Каждый переживал военные тяготы по-своему, в зависимости от создавшихся условий. Лучше всех жили Мельниковы, что определялось их социальным статусом. Во главе их семьи неофициально стояли родители Лиды. Они являлись старожилами этого дома. Муж Лиды, и она сама всю жизнь проработали в системе правоохранительных органов. И они занимали самую лучшую квартиру в этом доме. Про остальных никто ничего определённого сказать не мог. Но все знали, что Нижняя Мария Ивановна была женщиной простой, работала уборщицей где-то на заводе, любила по праздникам выпить бражки со своей родней, а потом они все долго, с пьяным надрывом исполняли русские застольные песни. Её соседка по нижнему этажу – баба Ната жила одна, и она была такой необъятной толщины, что это наводило на мысль о её какой-то странной болезни. Конечно, все нижние жили бедно.

У Овчинниковых тоже ничего лишнего не было, но во время войны Юлия с детьми не голодала, так как ей, как жене офицера, ушедшего на фронт, и имеющей на руках двух несовершеннолетних детей выдавали денежное пособие и офицерский паёк, куда входили даже 100 гр. сливочного масла на месяц. Не очень сытно, но от голода не пухли.

Вскоре после рождения дочки Юлия получила долгожданный треугольник с фронта. Муж писал, что были длительные бои под Москвой. Ранения и сильная контузия не давали ему возможности сообщить о себе. Сейчас у него новая дислокация, они продолжают бить фашистов, но война закончится не скоро. Пусть бережёт себя и детей. Он спрашивал в письме: «Кто родился? Если это дочка, то надеюсь, что ты её назвала так, как мы договаривались – Наташка. А если это сын – то Руслан. Как Вовочка, слушается ли он тебя? Как учится? Пиши, родная. Я скучаю без вас и верю, что у тебя с детишками всё будет благополучно. Эта вера спасает меня и придаёт мне силы. Я люблю вас. Ждите меня, я обязательно вернусь». И как будто про них в то время поэт Константин Симонов написал:

Весточка с фронта на время придала Юлии сил. Война отодвинулась от Москвы, но вокруг Ленинграда продолжалась блокада. А там до войны жила её свекровь, которую она ни разу не видела. Что с ней? Успела ли она эвакуироваться? И опять неспокойные мысли о муже. А дома маленькие дети, которые, вопреки всем невзгодам, постепенно подрастали.

В начале 44 года в южные районы Казахстана привезли целый эшелон репатриированных за какие-то грехи чеченцев. Их вывезли с теплого Кавказа в холодных, неотапливаемых теплушках. Половина этих, в большинстве своём неповинных людей, не доехала до места их нового поселения. Возможно, это делалось специально, чтобы избавиться от «лишнего, нежелательного» населения. Появились они и в Алма-Ате. Постепенно обстановка в городе стала неспокойной. Поползли слухи об убийствах, поножовщине, драках, грабежах. Вечерами стало страшно выходить на улицу.

Но периодически по ночам всем жителям их дома приходилось выстаивать очереди за хлебом и другими продуктами, которые выдавались по карточкам. Очереди занимали с вечера. Всех переписывали, в том числе и детей. На ладошках химическим карандашом писали номера, чтобы люди их не забывали. Каждый час очередь собиралась у магазина, делалась перекличка, и опять переписывались номера. Иногда очередь продвигалась вперёд за счет неявившихся. К счастью, гастроном, который обслуживал их район, был рядом с их домом на перекрестке улиц Красина и М. Горького. Далеко ходить не нужно было, и возвращаться в тёмное время суток не так страшно.