Сергей Ходосевич - Невероятное рядом. Сборник поэзии и прозы с мистическим сюжетом

Вечерело. На опушке леса ютилась неказистая срубленная изба с маленьким двором. Настежь открытая калитка со скотного двора смотрела в окружавшую холодную темень. В прочем, от скотного двора тут была пара куриц в наспех сколоченном сарае и пес. Огромные черные стволы сосен вздымались ровно там, где кончается забор, будто двор отвоевывает землю у дремучей чащи. Старый, дряхлый пес мерно сопел, зарывшись в снегу. Над ним, в одном из окон избы погас свет.

Мальчишка возраста, когда еще слушают сказки на ночь, кутался в теплые перины, вслушивался. Из соседней комнаты приглушенно доносились перестукивание дерева об дерево, мерное щелканье языков пламени и тихий запев пожилой женщины – бабушка Нина прядет.

Тихая песнь убаюкивала бы мальчика, но детское воображение превращало шумы за окном в завывания волков, рев медведей и прочие неслыханные звуки невиданных зверей. Мальчик боялся открыть глаза. Если откроет, то детское воображение, воспаленное звуками, превратит россыпь царапин на окне в паутину гигантского паука, повешенный на крючок к стене свитер – в силуэт приведения. Мальчик этого наверняка не знал, он чувствовал, что глаза открывать не стоит.

И вот глаза все же открылись, комната наполнилась всяческими чудищами, которые недвижимо стояли, словно замороженные. Пальцы ребенка впивались в перину, а от самого него остались два больших глаза, выглядывающих из-под одеяла.

– Деда, поди сюда. – из комнаты мальчика послышался протяжный, жалобный голос.

– Чего не спишь, Дань? – дверь чуток отворилась, в комнату пробился спасительный теплый свет, из щелки показался густой, седой ус.

– Деда, а давай мне историю. – слово «история» мальчик выделил протянутым «О».

– Какую такую тебе еще историю? Я уж все, что припомнил, рассказал. Ложись-ка ты спать. А по утру да встанешь.

– Ну, деда!

Ребенку было стыдно признаваться в боязни темноты. Но он смотрел в лицо делу такими просящими глазами, что последний все понял, поводил зрачками, как бы ища припасенную историю, и начал.

– Жили-были…

– Деда, да я уж слыхал ту историю.

– Как ты можешь так говорить, если я толком-то еще не начал? – со смешком ответил дед.

– Все истории, что начинаются на жили-были… – принялся размышлять Даня неуверенным, дрожащим от остатков страха голосом. – …кончаются на «Жили долго и счастливо», а мне кой интерес такое слухать? Давай, какую да интересную, чтоб кончалась она не по обыкновению.

Паренек хотел храбриться перед дедом, доказать, что не боится.

– Страшную! – Даня опять выделил слово, теперь протянутой буквой «А».

Дед присел рядом с кроватью внука, зажег лучинку. Теплый, яркий свет красноватым отблеском осветил переплетения старческих морщин. Седые, жиденькие волосы на голове контрастировали с пышными, густыми усами и бородой. По-детски смеющиеся глаза, в купе с растительностью на лице делали старца похожим на деда мороза.

Дел пожевал губами, глаза его на секунду прекратили выражать какие-либо чувства. Он задумался. Потом вспляснул руками и начал.

– Эх, Данька, сейчас будет тебе… история…

Стоял отсюда к югу город один. Чуть от стен его – сразу встречает густой лес – зверей немерено. Так немерено, что заходили в лес охотники, а возвращались богачи.

Среди всех охотников выделялся один – Алес. Пришел в город он бродячим охотником, только слухи о нем бегали по улочкам, прыгая из уст в уста сплетниц. Брал заказы, да убивал лесное зверье. Таков был его кусок хлеба, и когда пришел он в город, сразу понял, что наткнулся на золотую жилу – вокруг лес, полный косолапых, оленей, волков, да и в городе шкуры в цене.

Показал себя Алес мастером, да обстроился скоро: плотники ему срубили избу на краю города, поближе к лесу, стал охотник богатство наращивать.

Толи деньги, толи взгляд его манил девушек, да и женился он скоро, сына завел.

Тогда он стал больше в лесу пропадать. Придет раз, обвешанный шкурами, следом повозкой тушу-другую привезет, задержится дома на день, и опять пропал. А Алиса, жена его, продаст добытое, да стол накрывает, мужа ждет.

Много молвы ходило о том, что Алиса вдова при живом муже. Бабы вслед ей шушукались, а мужики провожали глупыми улыбками. Но Алес возвращался. Оттаивало тогда сердечко у жены, оживало, с души волнения сходили.

Весь день после возвращения Алес сытно ел, покупал жене наряды да весело время проводил. Соседи ничего сказать Алисе при муже не решались, а лишь завистливыми глазами глядели на купленные ей мужем наряды.

На следующее утро, проснувшись, вцепится Алиса в мужа и тихо рыдая приговаривает. «Мой, мой, никуда не пущу. Ну что же ты, останься.» Но Алес уходил назад в лес.

И вновь Алиса густила у окна, потихоньку выполняла работу по дому, за сынишкой приглядывала. Соседские сплетни вновь начинали кружиться вокруг охотничьей жены, а она вновь чувствовала себя вдовой.

Один раз приходили городом успокаивать ее – муж не показывался дома десятый день. А он пришел довольный, невредимый, с виноватым видом.

Пошла тогда мода тогда на шкуры медве… – тут дед, рассказывающий историю, осекся. По поверью нельзя упоминать медведя, ибо можно его так на себя навлечь… – косолапых. Никто не хотел охотиться на зверя того, принялся за дело только Алес. С горящими глазами он пять дней выслеживал хозяина леса, расставлял ведмежьи ловушки, жевал сухари и спал, одним глазом бодрствуя. Да не находил он бурого, как вымерли.

Отчаиваться тогда стал охотник, не желал он вернуться в город ни с чем. Благополучию это бы не сделало удара, да только гадко становилось Алесу от мысли, что впервые за много лет не выполнит он своего заказа. Покуда жили люди – все величали лесного царя, да боялись. Немногие выходили на бой с бурым зверем, а тех, кто все-таки решался, называли «отпетыми». Вот и стал для Алеса тот заказ вызовом.

На шестой день Алес услышал рев, сотрясающий макушки деревьев. Добирался охотник не долго до того, кто ревел, а когда добрался – обомлел. Хозяин леса, да такой большой, что в ловушке ведмежьей поместился лишь край лапы.

Он был спокойным. Сидел, рассматривал кусок метала, повисший на лапе. На спине зверя были плетёные хвостики косматой шерсти. В глазах же его словно теплился огонек разума. Охотник замер. Он слышал из легенд о берендеях – про людей, обворощенных в косолапых, и каждый раз, с младых лет он с недоверием фыркал и щурил, отводил взгляд.

Между тем Алес и теперь щурился – он не верил, что этот берложник был настолько велик. Охотник тихо, привычными движениями, словно кошка, забрался на древо. Зверь закончил изучать сковавшую ловушку, встал и навалился на нее всем своим весом так, что та разжалася. Косолапый вновь издал оглушающий рев.