Екатерина Новицкая - Где живет мандариновое настроение

Б – Башенки. Маленькая кухня в пятиэтажке, за окном башенки отремонтированного дома. Наш с ним спор на желание по поводу этих башенок. Так и не исполненное им и не загаданное мною желание. Близость – от истоков души древней вязью бежит по венам, прорастая в узорах ладоней, сплетаясь в единый орнамент при соприкосновениях рук.

В – Волк. Ворона. Из букваря высунулась морда сказочного волка. То ли ворона его взъерошила, то ли воробей его взлохматил, но, клацнув зубами, волк помчался по своим очень важным волчьим делам. Так уж сложилось, что одно из обращений в письмах к нему был этот зверь – его аватарка. Ворона – одно из его обращений ко мне, рожденное также из моей аватарки – девушки с черными крыльями. Время… которого нам всегда было мало, и в то же время бесконечно много.

Г – Глаза… его глаза небесного цвета… дарящие чувство полета, то ли к небесам, то ли в бездну. Мимо с гиканьем пронесся маленький (ну, относительно маленький, условно маленький) дракон Глип. Мой ник почты.

Д – Дать – протянутая рука с раскрытой ладонью, отдать ему все до последнего. Душа… кусочек которой когда-то был отдан на все той же ладони. Для кого… имя, которое редко произносится или пишется, – Димка.

Е – Можно найти слова на эту букву, но букварь не обманывает. В букваре на нее запрет. Она закрыта не одной, а уже целыми двумя печатями. Наше негласное табу на темы семейной жизни.

Ё – Ёрзать. Удобное кресло, лавочка, но разве на них можно усидеть спокойно, когда идет спор, да и вообще просто ёрзать, угнездиваясь поудобней с ним рядом.

Ж – Жизнь. По всему букварю пробегает извилистая тропинка, можно оглянуться и увидеть пройденное, но что скрывается впереди этой дороги, никогда не знаешь, название этого пути жизнь, и на этом пути все еще есть место слову. Желание… как когда-то в его смс… «хочу тебя всю…»

З – Запах… несказанно родной запах… Зарыться, уткнуться носом и вдыхать самого близкого человека.

И – еще одна железобетонная стена с дверью, на которой висит печать запрета его семьи.

Й – то самое сладостное послевкусие СЛОВА, точнее, местоимения.

К – Крылья, рожденные так давно, что, кажется, это было в другой жизни, и снова очнувшиеся. Может быть, они начали просыпаться от сладкого Крем-брюле или от Коньяка, поданных нам в одной из французских кафешек в Москве. А может, они проснулись от касания неба… Еще есть наша с ним прогулка по Катькиному саду. Это был поход в прошлое – поход во двор его детства, с домом, у которого лифт, как опухоль, выпучивает шахту, с натянутыми стальными тросами-нервами подъемника.

Л – Ладошки… в них так уютно прятаться, непоколебимое чувство защищенности, спокойствия. Только его ладони дают чувство надежности. Ластиться, напрашиваться на ласку, потому что Любовь, она разная, и это просто одно из проявлений ее.

М – Мандарины, наш мандариновый культ. Протяжное, со смыслом, с удовольствием или интригой м-м-м-м… одна из самых сладких букв в букваре, потому что Мы; потому что Мальчишка; МалышЬ, и обязательно с мягким знаком, так мягче, теплее; потому что Митька; потому что МОЙ.

Н – Набережная Воробьевых гор, прогулки, разговоры, много всего, что держит память. Именно там наш первый поцелуй. Я не помню поцелуи других людей, но этот остался печатью в душе на всю жизнь. Конечно же – Нежность… стекающая с кончиков пальцев, печатающих текст или прикасающихся к щеке, во всем нежность. А за этим всем наблюдает Небо.

О – Октябрьское поле. Набережная на Октябрьском поле. Перед глазами стоит живая картинка, нет, не из прошлого, она актуальна и сейчас. Она, наверное, останется неизменной до конца дней. Скорее всего, именно так я его и представляю. О чем-то задумавшимся, смотрящим в даль, через границу реки и этого мира, куда-то в не здесь, в не сейчас. Одиночество после его ухода.

П – ворох Писем, написанных глупым Пучком Перьев (еще одна моя кличка), и чуть поменьше ворох, Полученный Птицем (и еще одно обращение его ко мне). Рядом с ворохом покоится злосчастный мешок с Плюшем и Поролоном, которым он обещал меня наказать за плохое поведение… на самом-то деле это здорово, дурачиться и нести Пургу. Еще дурацкое, но очень в тему, словечко, рожденное в нашей Переписке, опечатка в слове «прикрыли» тему на « Прирыли» тему. Память, которою то пытаешься стереть и выжечь дотла, то, как самую большую ценность, бережешь. Пустота… было и такое. Его Прикосновения, он держит меня за руку, слегка поглаживая, а я… все время куда-то стремлюсь, попрыгать на одной ножке, получить по заднице, состроить ему рожицу.

Р – Руки – прогулки за руку, под ручку, один фиг рука съезжает в напопный карман на штанах, ну так ведь удобней. Танец наших рук прикосновения…

С – из Снега, на гранитном парапете набережной, как живое, вылепленное нашими совместными усилиями неведомое чудо – Снеговик. Художественная лепка снеговиков. Думаю, все мастера эпохи Возрождения должны были плакать от зависти, а сюрреалисты – так вообще рвать волосы и рыдать в бессилии от нашего творения. И этот снеговик – тоже персонаж старой и доброй Сказки на двоих, только для нас с ним. А еще из букваря разноцветными бабочками вылетели Сны, сны про Старый провинциальный город, который мне с завидным постоянством снится, в котором почему-то живет он. Салют, который после распития коньяка он так и не вспомнил.

Т – Память пронзили две иглы Труб с бело-красной боевой раскраской, фабрика по производству облаков. Они были видны из окна гостиничного номера. Домики для бесприютных поросят, мы тоже были этими свинтусами. Наши обеды в «МУ-МУ», ведь просто поесть – это так скучно, гораздо интересней, а главное, вкусней, Тырить кусочки еды из его тарелки. Ты и наполненная Тишина.

У – маленькие лучики разбегаются от небесных глаз, приподнятые уголки губ… Улыбка, до замирания сердца, любимая улыбка.

Ф – ступеньки у метро « Фрунзенская»… Безумный концентрат памяти – лесенка МДМ. Я любила спешить к нему, а потом ждать. Ведь в ожидании его, как в ожидании сказки, тоже есть своя прелесть. В памяти осталось зыбкое, дрожащее отражение Фонарей Лужников в темной воде Москва-реки. Февральский ливень, от которого мы прятались в подворотне. Наушники на двоих, в которых звучит Zaz, и мы, соединенные тонкими проводками, целующиеся как подростки.