Ольга Черниенко - Ворона

Ранним утром в середине апреля я услышала настойчивый стук клюва о стекло. Открыла форточку и в комнату влетел Няма! С приветственным криком облетев квартиру приземлился на моё плечо. Воронёнок вернулся!

Но нет, это был давно уже не воронёнок, а красивый сильный самец с метровым размахом блестящих чёрных крыльев и крупным изогнутым клювом. Нежно, как в детстве, он потёрся головой о мою щёку и принялся что-то долго, торопливо рассказывать. Жаль, не дано мне понимания языка пернатых, не узнала я о его приключениях, поняла лишь настроение: восторженное, как у странника, вернувшегося наконец в любимый дом. Насыпала ему полную миску крупы, накрошила печенье.

К удивлению, он есть не стал, а, схватив кусочек, вылетел на балкон, где на перилах его скромно ждала другая ворона, меньше размером, самочка с аккуратной, гордо посаженной круглой головкой, в переливающемся зелёным, фиолетовым, синим цветами оперении. Пока Няма не накормил невесту, как птенца – изо рта в рот, – сам он не проглотил ни кусочка. Очевидно, таков у ворон брачный ритуал.

– Твоя избранница, малыш, красавица, настоящая жемчужина! Не возражаешь, если я так и буду её называть – Жемчужинкой?

Он, конечно же, не возражал, а самочка, словно в ответ на похвалу, кокетливо вильнула хвостиком, и мне показалось, что она вежливо улыбнулась, совсем как благовоспитанная девица.

Птицы сразу приступили к строительству совместного жилища на той самой берёзе под балконом, где когда-то, после первых учебных полётов, Няма любил отдыхать. Весь день они таскали на дерево сломанные ветки, обрывки проводов, ниток, шнурков, бумаги, найденные среди мусора…

Я вынесла на балкон обрезки старого шерстяного свитера. Птицы утащили их лишь перед самым завершением строительства, очевидно, выстелили тёплой шерстью дно своего гнёздышка. Весь созидательный процесс сопровождался постоянным неторопливым птичьим бормотанием – возможно, супруги обсуждали технические вопросы устройства гнезда, при виде же других ворон принимались громко кричать: это наше дерево, занято!

Дней через десять я заметила: воронёнок мой летает в одиночестве, значит, Жемчужинка снесла яйца! Двадцать суток птичка ни на секунду не покидала своего жилища! Даже когда в самом конце апреля пошёл снег, поднялась метель и температура упала до минусовой отметки, супруги сидели в гнезде, плотно прижавшись друг к другу, распушив перья, спрятав под крылья головы, всеми силами сохраняя тепло, столь необходимое для потомства.

Няма кормил любимую не менее семи раз в час. Возможно, ему было легче, чем другим будущим отцам пернатых семейств – ведь еду в большом количестве я оставляла для них на балконе. Далеко летать не приходилось, и он большую часть времени сторожил супругу.

Жемчужинка оставалась в гнезде и тогда, когда появились на свет голенькие розовые воронята, нуждавшиеся в материнском тепле. Пройдёт ещё несколько дней, прежде чем они обрастут пухом, и тогда уже обе вороны будут беспрестанно носиться вокруг широко открытых розовых горлышек птенцов, тянущихся к родителям!

Стараясь помочь заботливым птичкам, я выносила на балкон каши, зерно, семечки…

Теперь, когда главной заботой моего воронёнка стало выращивание потомства, мы стали меньше общаться, он практически не бывал в квартире, хотя часто вместе с подругой поджидал меня у подъезда дома. Воронёнок садился на плечо, а Жемчужинка кружила над моей головой, показывая себя во всей красе на фоне ярко-синего весеннего неба. Я бросала ей куски печенья на землю, и она доверчиво подходила к моим ногам. Няма при этом что-то восторженно ворковал, бормотал, очевидно, пытаясь поведать мне о своей пылкой любви к пернатой половинке.

В такие минуты я часто задавалась вопросом: почему человек присвоил себе исключительное право на любовь? Почему он упорно твердит, что душа есть только у человека? И животное не имеет никакой ценности по сравнению с ним? Откуда столь непогрешимая уверенность, что человек – «венец творения», «разум его единственный и неповторимый», у животных же – ни души, ни разума, одни инстинкты? Да и вообще все они, как говорил академик И. Павлов, – обычные «механизмы»!

Разве могли бы мы, «высокогуманные существа», использовать мыслящих, чувствующих существ в качестве еды или транспорта? Нет, конечно, мы же существа «высокоразвитые и душевно просветлённые»! Несомненно, мы пользуемся механизмами!

Но так ли это? Действительно ли у животных нет души и ценность преданной собаки, способной пожертвовать своей жизнью ради хозяина, ничто по сравнению с ценностью жизни уголовного преступника: насильника, убийцы, грабителя? А если сравнивать верность моногамных животных и птиц с преданностью человека своим возлюбленным, кто выиграет? А может, человеку надо бы следовать высокому уровню морали, присущему животным?

Здесь, наверное, кто-то посмеётся: дескать, какая может быть мораль у животных? Ведь мораль, нравственность придуманы человеком – это всего лишь список правил поведения в обществе, который может меняться в связи со сменой идеологии в государстве. Мораль и нравственность выносятся людьми за рамки законодательств – соблюдение закона не предполагает обязательного соблюдения морали. Наказания за несоблюдение не последует, максимум – осуждение окружающих. «Он зверь!», «Он животное!», «Люди так не поступают!» – будут кричать они, совершенно не представляя, что на самом деле естественная, природная мораль есть и в животном мире: не убивать своего, не бить лежачего! Быть верным своей подруге, воспитывать и защищать потомство! Без этих правил не выживет ни один вид!

Мораль животных незыблема и неизменна. И, в отличие от людей, они никогда не убивают ради развлечения! Не ведут войн внутри своего племени! Никогда не уничтожает победитель соперника даже в брачный период, когда самцы меряются друг с другом силой! И только человек постоянно ищет врагов.

По расовым, этническим признакам, языку, полу, религии, социальному статусу, даже возрасту (!) делит он подобных себе на «своих» и «чужих»! Ненависть к тому, кто объявлен «чужим», доходит порой до кровопролитной дикости…

И тогда появляются сомнения: а действительно ли у всех людей на Земле есть душа? Или планету нашу топчут биороботы (те самые механизмы) – жестокие, безразличные дикари, бездушные твари, лишённые сострадания и любви ко всему, что их окружает?

Знаменитая лебединая верность всегда вдохновляла поэтов, художников, композиторов. О ней слагали стихи и писали песни. Но никто ни разу не воспел воронью любовь. Ведь лебедь – по человеческим понятиям, красивая птица, а ворона – «некрасивая»! Зачем же вспоминать о любви какого-то страшилища? Тем более что людям часто нравится убивать животных и птиц только потому, что, как им кажется, они «некрасивые, страшные, ужасные»…