Игорь Брусиловский - Баловень

Лежа в кровати, обнимая Алексея, лепетала такие ласковые слова, что от них кружилась голова. Он слышал эти слова в фильмах, просматриваемых по телевизору, но они там его не трогали. А здесь. Сейчас. Находясь рядом с Верой, он чувствовал себя на седьмом небе. Ему было с ней так хорошо, что он не ощущал ни усталости, ни боли, ни времени. А оно пролетело так быстро, что они чуть не опоздали за Вовкой в школу.

Придя домой, пообедав, отдыхали. Раздался звонок в коридоре.

– Кто же это может быть? – спросил Алексей и пошел открывать дверь.

На пороге квартиры стояла незнакомая, выпившая, в мятом, явно не первой свежести наряде женщина.

– Чем могу быть полезен?

– А мне Веру, я ее мама.

Тут же из комнаты выскочила Вера, а за ней и Вовка. Увидев стоящую в дверях женщину, ее внешний вид, наряд, состояние, Вера остановилась, а Вовка, не успевший среагировать на это, толкнул ее в спину. Пошатнувшись от толчка, но не отрывая взгляда от стоящей в дверях женщины, Вера сказала:

– А в нормальном состоянии встречаться с детьми не суждено?

Не возмутившись от такого приветствия, женщина, отталкивая Алексея, двинулись в квартиру. Расставляя руки, она шла по прихожей:

– Дети мои, как я соскучилась. Я так рада, что наконец вас нашла.

Обнимая Вовку, глядя на Веру, сказала:

– Не груби маме. Это от усталости и переживаний за вас.

Пройдя в комнату, осмотревшись, увидев всю обстановку, продолжила:

– И где здесь мама будет отдыхать?

Подойдя к кровати, упала, раскинув руки:

– Здесь, – и правой рукой хлопая по подушке, – здесь, подойдет.

Посмотрев на состояние Веры и Вовки, на весь этот цирк, Алексей подошел к кровати, взял крепко за руку, хлопавшую по подушке, дернул, тем самым давая понять, что надо встать, и словами актера сказал:

– А Ваше место возле параши, сударыня, – и потянул ее с кровати.

Не ожидая такого оборота действий, она с неохотой поднялась

с кровати с криками:

– Ты, хам, как обращаешься с женщиной?

Вера, стоявшая на пороге комнаты, увидев все, услышав крики и действия мамы, спокойно сказала:

– А какого обращения ты хочешь? Ты нас с Вовкой бросила одних без копейки денег, голодных, меня – умирающую, и умотала с любовником за сладкой жизнью. А сейчас, когда мы стали наконец-то жить нормально, ты появилась, чтобы нам тут указывать. Чего ты ждешь? Это не наша квартира. Эта квартира Лешина. И он здесь хозяин. И как он решит, так и будет, – сказав все это на одном дыхании, Вера смотрела злыми, прищуренными, «сверкающими громом и молниями» глазами на мать. Она была так возмущена ее поведением, что даже не скрывала то неприязненное отношение к ней, которое накопилось за все время…

Тогда там, дома, лежа в кровати в ожидании смерти, она многое хотела сказать, но мать, оставив их с братом, умчалась в поиске лучшей жизни. А сейчас… Ну уж нет. Она любит Лешу. Она своей жизнью обязана только ему. Это он – незнакомый, чужой, но не равнодушный к чужому горю молодой человек – принес ее на руках в больницу. Это он – напористый, отстаивающий свою правоту и право действия человек – смог сделать так, что вся больница встала на ее спасение. Это он настоял и участвовал в операции, а после просидел все ночи у ее постели. Это он кормил ее с ложки, помогал встать на ноги и учил ходить. Это он забирал из больницы домой и решал ее с братом дальнейшую судьбу. И сейчас, когда они с братом наконец стали жить нормально, когда она смогла любить и быть любимой, появляется ЭТО, называя себя матерью, и хочет разорвать, растоптать, уничтожить все. Ну нет. Она, несмотря ни на что и ни на кого, не отдаст свое счастье. И, стоя, смотря на мать, она не собиралась быть жалкой, всепрощающей и слабой.

– Нет. Не отдам, – сказала сама себе Вера. – Я прошу тебя покинуть наш дом и более никогда здесь не появляться, – сказала она, протягивая руку по направлению к входной двери.

– Ты мать свою выгоняешь из дому? Я же тебя родила, выучила, на ноги поставила. А ты? Неблагодарная. И брата чему учишь? – стала идти в наступление мать.

– Это все? Родила? Ты забыла, как ты меня в детстве называла? Напомнить? Ты ни меня, ни Вовку никогда не любила. Ты всегда пила, гуляла, оставляя нас в холодной избе без воды и еды. Мы с Вовкой по двое суток сидели в закрытом на замок доме. Зимой я в школу ходила в летней куртке и без чулок, потому что у тебя деньги уходили на водку. Ты разгуливала, никогда не думая о нас. Еще припоминать, какая ты мать? Убирайся. Видеть тебя не желаю.

Женщина, открыв рот и вдохнув воздух, хотела, видимо, еще что-то сказать, как вдруг обмякла и упала на пол.

В комнате повисла тишина.

– Что с ней? – спросил Вовка.

Леша подошел, посмотрел, взял руку, пощупал пульс, наклонился и сказал:

– Похоже, обморок. Вовка, принеси стакан воды.

Сбрызнув ее лицо водой, похлопав по щекам, приведя ее в чувства, Алексей встал с пола.

– С такими никогда ничего не бывает. С них как с гуся вода, – спокойно сказала Вера, глядя на сидевшую на полу мать. – Вставай, нечего здесь валяться. Это не мостовая, на который ты привыкла лежать, пока забулдыги тебя не подберут. Уходи. Разжалобить не получится. Хватит здесь цирк устраивать.

И, подбоченившись, продолжала стоять и смотреть на мать.

– А мне некуда идти. Я к вам приехала. Вы мои дети.

– Мне что, тебя вытаскивать из дома? – сказала Вера. – Ты здесь не останешься. Я сказала: У-ХО-ДИ. И точка на этом.

Алексей стоял возле стены, смотрел и слушал весь этот разговор. Да, Вера во многом была права. Но это мать.

«Как поступить? Что надо в таких случаях говорить? Кого поддержать?» Он не знал.

И вдруг Вовка встал на сторону Веры.

– Мы лучше уж дальше будем здесь жить сами. Уходи. Езжай домой. Дом стоит. Мы с Лешей подремонтировали там все, – подошел и прижался к Вере.

– И ты против меня? – глядя на сына, сказала. – А куда я пойду? У меня нет денег. Я есть хочу.

Вставая с пола, отряхивая юбку, мать надеялась так переломить ту атмосферу ненависти на свою сторону.

– Денег на билет мы Вам дадим, – сказал Алексей.

– Нет. Денег давать не будем. Едем на вокзал, берем билет и сажаем в поезд. И пусть едет, – сказала Вера и пошла к шкафу, достала сумочку, повернувшись. – Пошли. Хватит. Все.

Нехотя, цепляясь за каждый выступ, мать выходила на улицу.

На вокзале народа было немного. Билет взяли без проблем. Поезд через полчаса должен был подойти, и они пошли в ближайшие киоски купить еду в дорогу.

Все время, пока они ехали и шли на вокзал, покупали билет и выходили на площадь, мать молчала. И лишь когда у киоска покупали продукты, она сказала:

– Ну хоть пиво-то мне возьми. Я что, на сухую буду ехать?

Глядя на нее, Вера скривилась. Отвернувшись, спросила у продавца пиво и взяла одну бутылку.