Александр Дейнеко - Сказки тетушки АД

Тем временем, в школе страсти тоже накалялись – ходить туда стало опасно. Мальчики меня больше не слушали. Шуточки в мой адрес стали жестче. Девочки посмеивались по углам. Я медленно сползал со своего пьедестала «богини класса» к изгою.

Это был конец – и начало новой трудной и тяжелой жизни. Где я приму на себя все удары, чтобы стать еще сильнее. Мое лицо будут пинать ботинками так, что губы порвутся в нескольких местах. Меня будут насиловать на восьмом этаже многоэтажки, и я захочу немедленно выброситься из окна. Меня будут поджидать и преследовать по всему Казахстану маньяки-извращенцы. Одноклассники доведут меня до нескольких попыток самоубийства. Я потеряю дружбу многих людей. Мои товарищи будут убиты в собственных квартирах от рук гомофобов. Я буду на коленях просить прощения у толпы разъяренных соседей, считающих меня исчадием ада. И в конце пути я окажусь в лучшем месте.

В Швеции.

Начало было многообещающим. Как в голливудских фильмах, когда начинается линия событий с очень яркими последствиями. Конечно, моя история вначале была достаточно банальна, как у многих гомосексуалов. Я поведал тайну своей ориентации однокласснику во время одной из вечеринок. Ну да, дурак! «Зачем об этом рассказывать?» – подумаете вы. Но скажу вам одну вещь, о которой вы, скорее всего, не знали: многие подростки-гомосексуалы в период становления своей сексуальной ориентации, думают, что они одни такие на свете. Сейчас, конечно, все не так – есть интернет, и можно искать в нем все что угодно. А тогда – какой интернет! Компьютеры дома были не у всех… Печаль, реальная печаль.

И ты живешь такой «ненормальный», потому что все вокруг считают гомосексуальность болезнью. И начинаешь понимать, что ты один такой на свете и вокруг таких больше нет. Поговорить о себе, о своих переживаниях, о своих страхах и сомнениях не с кем. Вот и получается, что пытаешься открыться хоть кому-то, поделиться всем, что наболело, а тебе – бах! По башке ботинком. Хотя… Кому ботинком, а кому и слава на всю школу, двор, район, а то и на весь город. Все, что остается, – дальше терпеть бесконечные унижения, пока не покинешь это проклятое место с этими проклятыми людишками.

Мои одноклассники не стали особо надо мной издеваться. Зато стали постоянно требовать денег. Денег. Денег. Денег. Суммы-то были невеликие, но где их брать каждый день, если ты школьник? Я воровал у дедушки. Это была моя маленькая тайна и мой грех, за который я себя винил и долго мучился перед сном. Каждую ночь. Но что было делать? Что? Или мне набьют морду и расскажут всей школе, что я, по мнению одноклассников, делаю минеты и занимаюсь анальным сексом, или я тихо буду каждый день брать у дедушки по 100 тенге.

Был еще вариант: не посещать школу. Я иногда баловался этой шалостью и просто не ходил в это ублюдочное место. Но вот незадача – ситуация стала совсем безвыходной. Бабушка стала меня провожать с утра до школы, чтобы я не пропускал занятия, и особо строго стали следить за мной учителя и надоедливые завучи. Это было уже настоящее проклятие – родителям ведь не скажешь, мол, я не хожу в школу, потому что там меня шантажируют, пугая раскрытием моей сексуальной ориентации, и поэтому я ворую у дедушки деньги, чтобы откупиться от обидчиков. Мама бы меня убила, а бабушка с ума бы сошла, что вырастила внука-гомосексуала, да еще и вора. Страх…

В школе я стал изгоем – никто со мной не разговаривал, не сидел со мной за одной партой, не общался со мной на перемене. Я стал таким же, как и все «другие», – те, к кому никто не подходит, потому что они были когда-то или оплеваны, или необщительны, или скромны, или некрасивы внешне. Но я-то был не такой! Я был красив, общителен, открыт, всегда весел, да и мои отметки не опускались ниже четверок.

Я стал искать выход из этой кабалы. Самым лучшим стал, как ни странно, «послать всех на три буквы». Озлобиться. Никому не доверять. Ни с кем не общаться. Слушать тяжелый рок. Употреблять алкоголь и легкие наркотики. И быть в полной «свободе». Ненависть и агрессия оказались мощным оружием. Да, очень мощным! Попробуйте-ка подойти ко мне, если я рычу, кидаюсь, кусаюсь, хватаю нож и ору, что сейчас всех перережу.

«Как же это классно, когда все думают, что ты психически ненормальный. Те, кому на все и на всех наплевать, живут счастливой жизнью. Правила – это скучно и уныло», – рассуждал я. И только этот анархизм меня спасал.

Жаль, конечно, что мать закрыла меня в психиатрическую клинику, а тетя-прокурор угрожала тюремными сроками. Но меня уже было не остановить, я стал настоящим демоном с разрезанными венами, изрисованными кровью стенами, бесконечными черепами и проклятиями, украшавшими мою одежду и комнату.

Счастье – это отсутствие несчастья. А я не был несчастлив, потому что был свободен в выражении своей ненависти как формы защиты. Впрочем, это был путь в никуда.

Я стал часто думать о том, кто же может мне помочь? Спасти меня от окружающих? Или их от меня. Кто сможет расставить в моей жизни все по местам? Я понимал, что только я сам могу это сделать. Надежды больше ни на кого не было. В полицию по поводу своих проблем со сверстниками я боялся обращаться. Родителям рассказывать – глупо. Я вырос в таком городе, Павлодаре, среди таких дворовых «понятий», что меня могли бы выручить только подвешенный язык, папа или полиция.

Папе было пофиг на все, что творилось в моей жизни, – он лишь давал мне денег на развлечения, а я тратил их на выпивку и разные гаджеты того времени. Язык мой был в неизвестном мне месте – часто просто не хватало духу дать отпор. Физического насилия я боялся и особо не дрался. В полицию обращаться было не столько страшно, сколько бессмысленно. Посмеялись бы и сказали: «Разбирайтесь сами в своих дворовых тусовках». К тому же, по нашим «понятиям», если обращаешься в полицию – становишься «красным». Соответственно, с тобой никто и никогда больше не будет иметь никаких дел.

Итак, моим спасением стали отпугивающая окраска, гнев и Marilyn Manson, который дарил мне просто океан враждебности. Еще у меня были друзья. Находясь с ними, я чувствовал себя в безопасности – они были «весомые» товарищи. Правда, в основном девушки, герлфренды крутых пацанов. Благодаря этому я был в их компаниях «своим». Пока не пошли слухи о том, что я гомосексуал.

«Кто-то сказал кому-то», это все обросло слухами и сказаниями, мелкими легендами о моих сексуальных похождениях… И бац! В один прекрасный вечер мои товарищи, что стоят за меня горой и всегда мне верят, задают мне вопрос: «А ты сосешь?» Конечно, я сразу стал все отрицать. Я был уверен в том, что ни у кого никогда и нигде не было доказательств того, что я занимаюсь сексом с мужчинами. Между тем, проблема была серьезная – если я сделал минет, а мои товарищи курили со мной одну сигарету, я рисковал оказаться в самых низах общества и стать кем-то, похожим на зоновского «петуха».