Николай Макаров - Скелет собаки в человеческом гробу

Чтобы доползти до моего автомобиля, у меня ушло около десяти минут, хотя путь до этой, неприятной, как собеседник, собаки, занял минуты три. Мои ноги волочились об песок, время от времени пересекаясь друг с другом, словно, я несколько недель болтался на дне озера, а после, меня выловили какие-то, случайно обнаружившие меня, дайверы, разбудив страшное проклятье, и мое скользкое тело, на котором висели, не менее скользкие водоросли, мутировало в зомби.

Мои силы кончались, а способность анализировать, все, что происходит вокруг, что происходит со мной, совсем исчерпала себя, она, будто выпала из моего кармана, вместо ключей от машины, и погрузилось тяжелым камнем, на дно этого проклятого озера, вместе с моим здравомыслием.

Одной рукой я уперся об боковое стекло моей «Тойоты», а другой, пытался сдержать второй приступ тошноты, и удержал. После непродолжительной попытки, осознания того, что вообще, только что произошло, между прочим, четной попытки, мои ноги стали подкашиваться, и я уселся своей задницей на песок, попутно протирая своей промокшей спиной дверь автомобиля, издавая ели слышимый скрип, достал из кармана промокшую пачку сигарет, выбрал наименее промокшую, и закурил. Ничего не вышло. Сигарета развалилась у меня в руках, словно мое представление о реальности этого мира. Точнее, того, насколько реально, я воспринимал этот мир, или насколько реально он воспринимал меня.

Мои глаза уставились на то, как Солнце тонуло за горизонтом, оставляя после себя холодный ветер, играющие волны, и чувство урагана в голове, сметающего все мысли под себя, превращая их в кучу неразборчивой свалки, с послевкусием того, что этот вечер никогда не закончится. Что изображают мои зрачки? Какова картина моих глаз? Жаль, мы не способны взглянуть на себя со стороны. Может, тогда бы мы не совершали столько ошибок, за свою жизнь. Ну, это не важно, по-крайней мере, в данную минуту, нужно было ехать домой.

Я залез в машину, открыл окно, достал свою сигаретную заначку из бардачка, закурил, расслабился и попытался, с каждым выдохом пепельного дыма, выдыхать то дерьмо, что творилось с моим мозгом час назад. Черт, со мной говорила собака, или… По-моему, я первый начал с ней говорить, или нет? Я даже не помню, говорила она вслух, или все это, доносилось из чертогов моей потрескавшейся черепной коробки. А если, она и говорила вслух, чьим голосом она это делала? Моим, или моего отца? Или совершенно чужим, ранее не слыханным для меня голосом, может, со мной говорил сам дьявол? Что за бред я несу, наверное, у меня совсем крыша поехала, зачем ему со мной говорить? У него есть дела по важнее, да и ничего толкового он мне не сказал, так, припомнил мне то, кем я являюсь. Нет, это точно не дьявол, и не бог. Богу не зачем вселяться в собаку, которую я спасаю, и делать все, для того, чтобы я ее не спас. Похоже, я схожу с ума. Все это, от долбанных снотворных, босс оказался прав, я превращаюсь в сраного наркомана. Паранойя усилилась.

Докурив, я закрыл глаза, погрузился в свое потрепанное сидение, и растворился в нем, словно в бассейне с пластмассовыми шариками, погрузившись в глубокий сон. Да, я сам не заметил, как уснул. Внезапно выпал из реальности. Дерьмо, ненормальное дееерьмо.

– Сэр, сэр, с вами все в порядке?

Черт, я вскочил, от упорного стука по стеклу, так, как просыпаются в фильмах ужасов, от пожирающего все клетки организма, кошмаров. Дежавю.

– Что? – Я вообще не понимал, что происходит, где я, и сколько я проспал.

– Вы в порядке?

– Да, вроде, в порядке.

– Что вы тут делаете?

– Кажется, я уснул, да, точно, я уснул.

– Вы уверены, что вам не нужна помощь?

– Да, уверен.

– Хорошо, вам лучше отправится домой, а то мало ли, всяких идиотов хватает, вас могут и ограбить. – Разумно.

– Ага, пожалуй, вы правы, только, не подскажете, сколько сейчас время?

– Время? – Он достал из кармана телефон, покопался в нем несколько секунд, и сказал, – 4:47 утра.

– Спасибо.

– Не за что. – С этими словами он потащился дальше по пляжу, со странной пищащей штукой, напоминающей кладоискатель.

Твою мать, какого хрена, время почти пять утра, через два часа мне нужно ехать на работу. Что со мной происходит?

Сонный и эмоционально парализованный, я отправился домой, в надежде, что все случившееся затеряется где-то в глубине моего мозга, так и оставшись лишь неясной картинкой на дне моих воспоминаний.

Тем временем, город окутал, приземлившись густой серой тучей на такие же серые здания, туман. Теперь этот городок напоминал одинокое и тихое местечко, для размышлений о жизни, и своем предназначении. Правда, мои мысли спрятались от меня, и не хотели показываться, поэтому в моей голове царила такая же туманная пустота, как и на улицах, плывущих в окне, мимо моих глаз. Остановившись на светофоре, я невольно обратил внимание на зеркало заднего вида, где и увидел нашу секретаршу – Эллин. Она быстрым шагом, иногда запинавшись, шла на высоких каблуках, ее макияж был размазан по всему лицу, глаза были зареваны, а вся ее одежда была промокшей до нитки. Что с ней произошло? Может, предложить ей, подвезти ее до дома? Так я и поступил, дождавшись, пока она будет проходить напротив моей машины, открыл окно, и предложил ей свою помощь.

– Хэй, привет.

– Эд… Привет, что ты тут делаешь?

– Я… Ехал домой, увидел тебя, и подумал, может, тебя подвезти?

– Подвезти? Но, я вся мокрая.

– Ничего страшного, садись.

Она огляделась по сторонам, будто за ней следят, прикусила нижнюю губу, так, словно она нервничала, и, подумав еще три секунды, села в машину.

– Ну, куда едем?

– Я покажу дорогу, давай, налево.

– Понял, шеф, – я попытался сгладить обстановку, от нее, веяло напряжением, и страхом, она постоянно оглядывалась по сторонам.

Спустя пару минут, неловкого молчания, я все-таки решил спросить, что произошло, зайдя издалека, правда, как это и обычно бывает, потом пожалел, что вообще в это ввязался.

– Откуда ты шла?

– Не важно, это не имеет значения.

– Просто, не поздновато для одиноких прогулок?

– Нет.

Это «нет», звучало, как гильотина, обрубившая наш диалог. Она не хотела об этом говорить. По ее лицу было видно, что произошло что-то ужасное, ее глаза отражали страх, тревогу, и безнадежность.

– Ладно, как скажешь.

– Здесь направо.

– Понял. Может, тебе дать салфетку?

– Зачем?

– Ну, у тебя… Макияж растекся по лицу, от дождя, наверное.

– А, макияж, точно. – Она даже про него забыла.

– Так…

– Да, салфетку, было бы не плохо.

Труднее этого разговора еще не было в моей жизни, это так же трудно, как признаться своим родителям, что ты курил, когда тебе 14, и отец учуял, что от тебя пахнет табаком.

Я достал салфетку из бардачка, пока мы стояли на очередном светофоре, и подал ей.