Сергей Соловьев - Блюз Клима Рощина

С Катей он познал свою первую близость, сорвав запретный плод, вкусив его прелесть и миг блаженного полета. Душевная и физическая близость объединились в одно мощное порабощающее чувство какого-то фанатизма и одержимости, где рассудок и здравый смысл запирается куда-то далеко, где они усмиряются и крепко засыпают.

Как только бабушка рано утром уходила на работу, тут же появлялась Катя. Бросив сумку с учебниками в прихожей, и раздевшись догола, она ныряла в теплую постель Клима, прильнув к нему губами в долгом и голодном поцелуе. Бодрое утро страсти, всепоглощающего желания, сопровождалось криками и стонами мелодии любви, плавно переходя в эйфорию забытья. Затем душ, быстрый завтрак и с опозданием в один, а то и целых два урока посещение школы, которая была уже больше для отметки, нежели ради знаний. На своих одноклассников Клим уже посматривал повзрослевшими глазами.

На перемене к нему подошел Сипула, друг Клима, учившийся в параллельном классе.

– Ну и куда же ты пропал? – с удивлением и нотками тревоги интересовался Сипуля.

– Да.., – махнул рукой Клим, – то у Катьки, то у меня тусим, – как бы без особого интереса ответил он.

– У-у-у…да тебя накрыло брат, медным тазиком.

– Прекращай Пула, все нормально.., – Клим стал было оправдываться, но тут прозвенел звонок на урок, за что искренне поблагодарил Господа Бога.

Вернувшись со школы, Клим нежно будил спящую Катю, которая бесстрашно прогуливала школу у Клима в кровати. После чего следовал безбашенный секс, душ и обед, после чего Катя возвращалась домой, якобы со школы.

Еще через полчаса, Клим уже звонил в дверь ее квартиры, и они шли бродить по городу, посещая кафе, кино, не забывая заглянуть в беседки детского сада. Остатки вечера влюбленные коротали в подъезде, где жила Катя.

С каждым днем чувства любви проникали в Клима все глубже и все чаще он задавал себе один и тот-же вопрос: «Почему окружающие его люди так мало и скудно любят друг друга, ведь это такое прекрасное состояние души, в котором царит праздник весны?» Клим не хотел расставаться с этим чувством. Он уже не мог представить и дня без Катерины, ведь все мысли были только о ней.

В свою очередь Катя решила охмурить Клима лишь с одной целью, чтобы без проблем проникать на все вечеринки школы. Она не питала к нему особых чувств, поскольку ее по-прежнему интересовали парни постарше. Она рано познала себе цену и искусно умела этим пользоваться. Клим был для нее всего лишь забавным и смешным парнем, который умел поднять настроение, и с которым было нескучно провести время.

В школе Катя училась без всякого интереса и в отличие от своих сверстниц не стремилась обрести в будущем какую-то профессию. Она жила одним днем, где весь интерес сводился к веселью души и тела. Ее старшие сестры работали в больнице медиками, благодаря им Катя неплохо разбирался в фармацевтике, понимая с чего можно было поймать кайф и расслабуху. У нее уже был опыт употребления барбитуры, а некоторые колеса ей даже очень нравились, например – этаминал натрия.

Однажды под колесами этаминала она пришла на свидание к Хохе, который долго не мог понять в каком состоянии она находится, вроде бы пьяна, а запаха алкоголя нет.

–Хочешь кайфануть? – шевеля ватным языком произнесла она, протягивая ему три маленькие белые таблеточки.

Сильный хлопок по ладошке слегка пробудил сознание Кати, таблетки разлетелись по лестничной площадке. Затем последовала звонкая обжигающая пощечина от которой звенело в ушах.

– Вот дура, ты че, совсем ****улась? – заорал Клим перепуганным голосом.

– Не смей меня бить никогда.. слышишь… никогда! – бубнила она, проваливаясь в забытье.

Клим позвонил в первую попавшуюся квартиру, и сходу выдумав целую историю отравления, уговорил принести ему теплой воды с марганцовкой, которую тотчас же влил в Катю, ругая ее, на чем свет стоит. Катю сильно рвало, она облевала весь подъезд, сильно пожалев, что предложила ему эти колеса.

В это время с работы возвращался ее отец. От увиденной картины он впал в ярость, обвинив Клима во всех бедах. Он сгреб Катерину в охапку и удалился домой, бросив на пороге зловещую фразу: «Еще раз тебя здесь увижу – ноги переломаю, сосунок!!!»

Клим брел домой в подавленном состоянии духа, переживая происходящее. В его голове царили одни вопросы: «Зачем она пьет эти таблетки, ведь им так хорошо вместе и я ее очень люблю?! Почему ее отец обвинил во всем его?!» Ну а родители Кати с этого момента были твердо убеждены в том, что во всех бедах их дочери виноват Клим, который так пагубно влияет на нее.

Периферийную молодежь всегда прельщают большие города, в которых, по их мнению их ждут, там все надежды и мечты, счастье и решение всех проблем, там выход из провинциальной скукоты, серости, рутины и безысходности. Но…

Предвкушая что-то новое, наполненное приключениями, Клим и Семен подходили к высокому зданию на Бухарестской улице, располагавшейся на окраине Купчино. Перекурив на крыльце общежития, они уверенно вошли внутрь. Первый, с кем они столкнулись в фойе, была бдительная старушка с очень цепким взглядом, в котором сквозила патологическая ненависть к студентам. Звали ее баба Лида. Несмотря на возраст, у нее была феноменальная память на лица, как будто в прошлом она была сотрудником ЦК.

– Здрасьте, бабусенька, – ласково улыбнулся Клим, протягивая направления из училища, свое и Семена. Бабусенька взяла бумажки, побежала по ним взглядом, что-то невнятно бубня себе под нос, и вскинув свой колкий взгляд, изучающе оглядела пацанов.

– Идите на второй этаж, там находится ваш комендант, зовут Елена Васильевна. Подайте эти бумаги ей, она объяснит, что делать дальше. А сейчас запомните, – голос бабы Лиды стал строже и жестче, – предупреждаю сразу, после 23.00 никого в общежитие не пущаю и не выпущаю.

Климу она почему-то напомнила дореволюционного дворника, который по поводу и без свистит в свисток при малейшей опасности.

– Ба, свисток у Вас есть? – с полной серьезностью спросил Клим, снижая голос до полушепота в слове «есть».

– Я тебе сейчас покажу свисток, умник хренов, – завизжала старуха, сотрясая воздух кулаками.

Переступив границу бабы Лиды, через три шага перед ними расположились два лифта, левее которых вела лестница в общежитие. Общага казалась огромной, высотой в двенадцать этажей, где проживали студенты различных учебных заведений, были здесь и простые лицеисты из детского дома. Из-за этого комендантов было двое, на каждого из которых приходилось по пять этажей. Оставшиеся два этажа занимал воспитательный комитет, куда входили мужчины и женщины, кому за тридцать, в основной массе такие же студенты-заочники из провинции, хотя были среди них и бабульки.