Евгения Насикан - Мозаика историй

Фото Елены Шмелевой

Девушки не виделись несколько лет. Встретились, когда им исполнилось по восемнадцать. Надюшка была очень худой с огромными глазами.

– Ты разве не знала? У меня же с детства диабет, – поделилась она с подругой детства.

Алена то ли не знала, то ли старалась не думать, что Наде бабушка какие-то уколы делает каждый день. Расспрашивать она всегда стеснялась. Договорились встречаться. Но у них не получилось, потому что Надя подолгу была в больнице. Аленину жизнь сильно изменило рождение детей. Она вспоминала про Надю, но каждый раз откладывала визит, не было времени поболтать, дети забирали все ее внимание, в гости ходить некогда.

Однажды в очереди за молоком молодая женщина увидела соседку своей подруги детства:

– Тетя Валя, как там моя Надя? – поинтересовалась Алена.

– А ты разве не знаешь? Ее уже год как с нами нет, – тетя Валя вздохнула и стала расспрашивать о детях.

Алена что-то вежливо отвечала, но в голове звучала одна мысль: «Не пришла, не сказала нужных слов Наде, откладывала на потом и не успела». Молодая женщина гуляла по дачной улице одна, дети подросли, теперь катаются на велосипеде без нее. Ей не с кем поболтать, вспомнить кукурузное поле, куколок, тряпочки. Алена думала о Наде, в душе звучали слова старой песни: «Друзья уходят, кто же остается? Друзья уходят, кем их заменить?»

«Ничего не буду откладывать на потом, буду говорить близким добрые слова сейчас, чтобы потом не сожалеть, чтобы не оказалось поздно. Надя, буду хранить тебя в своем сердце», – подумала Алена и повернула в сторону дома, надо встречать детей и готовить ужин.

Эту и другие байки Елены Шмелевой вы можете почитать в ее книге « Баклажановый сироп»

Давно это было, в конце восьмидесятых примерно, когда и до СССР дошли джинсы, как предел мечтаний.

В одесском порту на судне, прибывшем из Турции, случился пожар в трюме с тюками, набитыми всякими тряпками. Ну, в смысле, барахлом всяким. В общем, одеждой модной, заграничной, на радость любителям пофорсить.

Мечтающие раздобыть дефицитный товар по знакомству или на базаре втридорога, ну, или ещё какими путями-дорогами известными в то время, изощрялись в погоне за обновками, как могли. Хочешь жить – умей вертеться. Девиз на многие годы для расторопных и ушлых. И таки крутились и изворачивались, как получалось.

Мой знакомый тогда был курсантом мореходки, проходящим практику с одногруппниками в порту. Ну, и, естественно, самую черновую работу, а именно, разбирать, выгребать, выдраивать в трюме после пожара, поручили им, зелёным салагам.

Работка та ещё. Кто знает, как драить гарь, тот поймёт.

Но был один приятный бонус. Разбирая полусгоревшие пакеты с джинсами, нашли и несколько уцелевших пар. Не иначе как небеса решили оплатить курсантам их труд, зная, что начальство этим не заморочится.

Молодые ребята были в восторге и предвкушении. Это же теперь они будут самые модные парни на всех танцевальных площадках. В джинсовом прикиде смело можно будет подкатывать к самым ярким, самым красивым и самым недоступным девушкам.

Шансы на успех становились космическими.

Было одно но!

Как вынести обновки через проходную, где охрана бдит зорко и сУрьёзно? И они включили смекалку. Голь на выдумки хитра.

В ту летнюю пору курсанты носили лёгкие широкие брюки-робу. Сами же были стройными и худенькими. Так что решили воспользоваться широтой штанин себе во благо.

Вот под них ребята и натянули по три пары джинсов. По три пары плотных брюк, Карл! В знойное палящее лето!

– Костян, ты главное не кипиши. Иди спокойно и уверенно мимо охраны. Не дергайся, не нервничай. Будь естественным и не попали контору. Понял? – поучал напарник товарища.

– Та, понял я, все понял. Пошли уже, а то мне и так уже от жары фигово. Ща спрею. Не дрейфь, все путём.

К пункту пропуска подошли вразвалочку, разговаривая на отвлеченные темы. А у самих в штанах Африка накалялась. Постепенно жар распространился по всему телу.

– Ребята, Вы чего такие красные, как раки варёные? Не заболели? – пограничник на проходной с подозрением их рассматривал.

– Та не, – как можно развязнее ответил Костик, хотя сердце, то ли от парникового эффекта, то ли от страха колотило где-то в районе горла, сжимая его, – умаялись. Сначала в трюме корячились, а потом на солнышке отдыхали, вот и подзагорели.

– Ааааа, ну понятно. Проходите.

В этот момент пограничнику что-то шепнул на ухо его помощник. Проверяющий внимательно оглядел парней снизу вверх.

Курсанты поняли, что их трюк «матрёшка» незамеченным не остался.

– Вы, ребята, идите домой быстрее, пока не запарились. Ещё немного, и ваши бубенчики сварите вкрутую! И все! Аривидерчи потомкам! – и громко заржали, вслед быстро удаляющимся будущим морячкам.

В тот вечер Костик и Шурик, несмотря на перегрев, почти что тепловой удар, на дискотеку все-таки пошли. И там тоже получили удар. Только не тепловой. Удар популярностью.

А Вы говорите, что не одежда красит человека. Красит! Доказано опытным путем. А если не верите, у Костика и Шурика спросите.

– Мамулечка, что такое подвиг?

– Я думаю, когда ты делаешь до конца что-то через большое усилие, очень важное для тебя или для людей. Бывают ещё героические подвиги. А почему ты спрашиваешь, дорогой?

– Нам задали сочинение на тему «Логичен ли подвиг?»

– И что ты думаешь об этом?

– Я размышляю.

«Что есть подвиг? Для каждого он разный. Кому-то посидеть в тишине именно сейчас, это подвиг. Для кого-то подвиг бросить курить, пить. Для кого-то сейчас трудно не заглядывать туда, откуда он ждёт сообщений, кому хочет писать, кого любит. Может быть, это маленький подвиг. Логичен ли он?

В одной из своих книг В. Фромм сравнивает человека, находящегося в концентрационном лагере, с тем человеком, который осуждён на десять лет и находится в заключении. Осуждённый может отсчитывать годы, месяцы, дни, делать зарубки и знать, что придёт конец срока и он будет освобожден. Он совершает подвиг над собой, хотя перед этим он совершил преступление.

Жизнь в концлагере ежедневный подвиг, не добровольный, человек не знает своего срока, не знает, будет ли вообще свобода у него. Может быть, это последнее в жизни, что у него есть, ведь тех, кто находится рядом с ним, периодически сжигают в печи.

Подвиг не впасть в апатию, подвиг не стать безразличным. Фромм описывает случаи, когда находившиеся в концлагере становились настолько безразличными ко всему, что не выходили на построение, где раздавали наряды на работы, не принимали пищу. Они полностью теряли смысл жизни. В тех условиях стремиться выжить, иметь цель действительно был подвиг. Логичен ли он? Разумен? Думаю, да. Цель: выжить и не деградировать.