Валера Жен - Смерть офицера

Полдень.

Состояние Алексина можно определить всего одним словом – это неопределенность. И сколько он не бороздил пальцами редеющие на затылке волосы, настроение не улучшалось. Причина в отсутствии какой-либо существенной зацепки. Круг знакомых семьи определился, но все отношения не выходили за пределы деловых связей, хотя характер двойного убийства приводит к мысли о слишком личностных разногласиях. О бывшем муже совсем нечего сказать. Так, сам по себе. Занимался своими делами, что-то было у него на уме, но внешне не проявлялось. В последнее время оба оказались изолированными от внешней действительности, интересы замыкались на личных взаимоотношениях, связанных с надоевшими упреками и, в общем-то, мирным разводом. Так выходило со слов Татьяны Федоровой, а в результате нет хотя бы одной реальной версии. Экспертиза, проделанная ранее по инициативе Довганича, тоже ничего не добавляла, и без нее понятно – преступник проник через окно. Возможно, рассчитывал застать хозяйку одну. Цель не прояснилась, но появление двух трупов – дело случая. Будто злой рок удосужил Виктора Кондакова явиться к бывшей жене именно той злополучной ночью. Вещи не тронуты. А надругательство?.. На лбу женщины вырезано слово – как подпись под добросовестно выполненной работой. Для кого и зачем? Муж попал под горячую руку. Женщине все равно, а свидетелей, конечно, не могло быть. Только психическим расстройством можно объяснить факт неоправданного глумления. Глумление… Все религиозные секты, проводящие обряды с жертвоприношениями, тоже нельзя назвать нормальными, но интересы Кондаковых так далеко не распространялись. Их-то уж точно нельзя назвать сумасшедшими.

Вопросы возникают непреодолимым частоколом, затмевают белый свет, вызывают уже знакомые, и до отвращения склизкие, сомнения насчет своей профессиональной пригодности. Он уже физически ощущал на себе сочувствующий взгляд Люсеньки, слышал ее иронию в его адрес: Опять Степочка размечтался, а воз и ныне там. В любом случае она воздействует на него отрезвляющим образом, приземляет необузданную фантазию. Оперировать надо только фактами, вот. Прямо-таки, факты!? Есть только трупы. Надпись тоже ничего пока не значит, может быть, сделана для отвода глаз – как раз для таких фантазеров, как Алексин.

Обычно, в периоды психологического дискомфорта, Степан Михайлович искал душевное успокоение в окружающей природе, но и здесь не увидел утешительных признаков. После внезапного ливня запотели окна, на подоконнике коварно разрастался прозрачный ручеек. В такие минуты важно сохранить спокойствие, раскованность в мышлении, чтобы не растерять хоть какие-то интеллектуальные наработки.

На первых этапах всех своих расследований он, как правило, уединялся, всегда замыкался на интуитивном мировосприятии. Пытался нащупать причину дисгармонии в воображаемом, более или менее правдоподобном, развитии событий, потом прикладывал усилия для их объяснения. Теперь мышление становится хаотичным из-за множества белых пятен. Объективно существует какой-то фактор, незнание которого и разрушает всякое логическое построение. Офицер?.. Знать бы, где искать. Пока ясно одно, такие преступления случайными не бывают.

Городской телефон прозвенел угрожающе громко. Степан Михайлович испуганно схватил трубку, но быстро пришел в себя. Ничего страшного уже произойти не может, а его защищают родные стены. Надо же было так погрузиться в работу, что даже воображаемые сцены стали частью окружающей действительности. Сделал пару глубоких вдохов, и в голосе появились увереренные интонации.

– Да!? Я слушаю… Что ж, Дмитрий Васильевич, буду рад выслушать вас… Жду!

Последнее слово прозвучало по-мальчишески восторженно, потому что ему повезло. Только он отчаялся, и – нате! Появляется свидетель или еще там кто, предлагает доверительную беседу, открывающую новые факты из жизни Лены Кондаковой. И природа пролилась – уже солнечными лучами, даже ручеек на подоконнике замер, боясь войти в конфликт с мировой гармонией. Самое время для доклада главному своему оппоненту – дорогой Люсеньке. Он взял под мышку папочку и бодро зашагал на кухню, одновременно выполняющую функцию бухгалтерии. В центре расположился обеденный стол, а в углу удобно разместилось место для бухгалтера. Приятно смотреть на милую женушку, занятую не какой-нибудь ерундой, а серьезным квартальным отчетом. Ладно бы только отчет, но по кухне разносится аппетитный запах борща. Да, у каждой уважающей себя фирмы есть своя кухня, не только решающая организационные и экономические вопросы, но и удовлетворяющая очень даже плотские запросы. Жаль, сотрудники не оценят – все разбежались по делам.

– Дивлюсь на тебя, Алексин, – не отрывая головы от бумаг, пробормотала Людмила. – Вроде обычный человек, а послушаю, так сразу хочется всплакнуть. Давай, докладывай! Что у тебя?

– Полная распутица! – бросив взгляд за окно, твердо заявил Степан Михайлович.

Она повернула к нему раскрасневшееся личико, обрамленное золотистыми локонами, устало распрямила хрупкие плечи – как бы сбрасывая груз повседневных забот. В глазах заискрился веселый огонек.

– Ты что, книжки пишешь? Аллегории на мне проверяешь… Ну и как, версию сочинил? Хотя… – Люсенька безнадежно махнула ручкой. – Ладно, через полчаса приходи обедать! А работа… пару дней пофантазируешь – потом расскажешь. Со-чинитель!

Все! Закончу дело и уйду из профессии, – в который раз подумал Степан Михайлович, широко шагая по коридору. Обидная ирония жены не выходит из головы, болезненно сказывается на самолюбии. Хотя обижаться на Людмилу не стоит, она соответствует его вкусам и любому расследованию придает особую пикантность и романтичность. Как говорится, на ловца и зверь бежит – что не клиент, то обязательно какая-то семейная неразбериха. И Людмила понимает, как раздражают пустые болтушки, всегда говорит по существу. А может, она права, надо активнее включаться в работу? Меньше аналитики, больше практики. В ответ на критические выводы у входной двери весело отозвался колокольчик. Степан Михайлович бросил взгляд в сторону просторной прихожей, легко заменяющей холл, и увидел невысокого кругленького человечка. Отутюженный до блеска, с холеным бесцветным лицом. Точно такими же показывают по телевизору высокопоставленных чиновников. С виду властный и самоуверенный. Смотрит водянисто – исподлобья. Тоже изучает Алексина.

– Вижу, агентство не процветает, – буркнул посетитель, протягивая руку. – Петров… Дмитрий Васильевич!

– Что не устраивает?

– Да вот… – Петров совершил круговое движение головой, провел рукой по облысевшей макушке. – Никакой эстетики.