Михаил Булатов - Кошкины слезы

Клиф просыпается с криком, зажав в кулаках простынь. Так просыпается он последние полгода своей человеческой жизни. Два месяца назад Клиф приехал сюда, и неожиданно для себя самого, задержался дольше, чем на пару недель. За то время, что Клиф живет на съемной квартире, ему так и не удалось обнаружить признаков жизни на лестничной площадке, да и во всем подъезде тоже. Вероятно, люди все же существуют за этими дверьми, и даже иногда покидают свои квартиры, просто он никогда этого не видел. Раз в месяц к нему приходит лысый, вечно вспотевший человечек, и Клиф молча передает ему плату за жилье. Каждый раз, в последний четверг месяца, в одно и то же время. Клифу нравится пунктуальность хозяина квартиры. Это единственное, что ему нравится в нем.

Порой между третьим и четвертым этажами появляется сигаретное облако. Оно висит там, как знак вопроса, и Клиф неизменно добавляет к этому вопросу восклицание, когда спускается на первый этаж. Не раз Клиф пытался подкараулить курильщика, но тщетно. В конце концов, ему пришлось смириться с тем, что запах табака сам собой появляется в воздухе. Этот запах вызывает у Клифа приступы меланхолии. Вечерами он может часами сидеть в позе лотоса и смотреть в стену, как будто там показывают интереснейший фильм. По квартире он ходит в старой растянутой тельняшке, которая пахнет гречишным медом и потом. Зажмурившись, он вдыхает этот запах, стараясь прочувствовать его полностью, всем телом. Это тот самый запах, что заставлял его прежде вилять хвостом и припадать на передние лапы.

Клиф живет аскетом. В его однокомнатной квартире есть матрас и боксерская груша. Помимо этого, есть душ, газовая плита и старый ворчливый холодильник. Напор воды в ванной оставляет желать лучшего, да и сама вода хранит ржавые тайны труб, через которые ей пришлось пройти, чтобы вернуться обратно в трубы. Клиф думает о том, что человеческая жизнь подобна движению воды.

Вода смывает остатки сна, который Клиф вновь не запомнил. Теперь этот сон тоже будет храниться в трубах. Чередой в десять мощных ударов он говорит боксерской груше «доброе утро». Так ему проще запоминать слова. В его квартире нет зеркал, он бреется наугад. Клиф прячет глаза. У него с ними проблемы – бельмо в правом глазу.

Клиф положил в рюкзак комплект белья, снял с гвоздя куртку, запер дверь. И навсегда попрощался с этим местом, отчего-то уверенный, что он действительно больше не вернется сюда. Ключи оставил в электрощитке.

Спустившись до третьего этажа, Клиф вновь ощутил этот запах. Он бы его ни с чем в жизни не перепутал, так пахли сигареты «Dunhill», которые курила хозяйка. Клиф скривился от запаха, будто у него заболел зуб. Не сдержавшись, он с силой саданул по стене подъезда, срывая казанки, и глухо зарычал. Конечно, на площадке между третьим и четвертым этажом никого не было. Сгорбившись, бродячий Пес поплелся дальше, поджимая ушибленную лапу.

***

Катя не была слепой от рождения, зрение она потеряла в автомобильной аварии, когда возвращалась из пионерского лагеря. Врачи тогда утверждали, что девочке чудом удалось остаться в живых. У самой Кати на этот счет было свое мнение. Если бы ей попался в руки ее ангел-хранитель, она бы выщипала ему все перья, а потом сварила бы в супе. Ангел-хранитель, который оставил ей жизнь, но отобрал глаза. Однако мнение калеки никто не спрашивал. Она жила вместе с матерью – отец их оставил, когда Катя была еще совсем маленькой. Так случается сплошь и рядом, ничего с этим не поделаешь. Отношения с матерью никогда не были гладкими, а после автокатастрофы – тем более. Содержать дочь-инвалида оказалось совсем непросто, и вскоре добросердечная мама спихнула Катю в интернат. Сама Катя, впрочем, особых претензий по этому поводу не выказывала. Она всегда была на удивление тихой и покладистой девочкой.

Жизнь в интернате оказалась не то чтобы веселее и интереснее, но там, по крайней мере, у Кати появились друзья, которых раньше не было. После двух попыток самоубийства, обе из которых оказались неудачными, за ней закрепилось прозвище Макака. Как связана обезьянья кличка с суицидальной наклонностью, ей никто не удосужился объяснить. С ней вообще мало разговаривали, воспитатели делали свою работу, как роботы. Следили, чтобы слепцы не открутили друг другу головы, не обмочились в постели, вовремя ложились спать и хорошо питались. Слепые передвигались по коридорам, взявшись за руки, так что если кто-то из взрослых начинал говорить о «чувстве локтя», Катя только ухмылялась. Взрослела она быстро.

Там же, в интернате, Катя научилась курить. Где старшие умудрялись раздобыть сигареты, для воспитателей оставалось загадкой. Скорее всего, их передавали с кем-то из родственников. Такие передачки делились по-братски, крыс в интернате не любили. Закурить ей предложила девушка, которую все называли Серьезной. Прозвище она получила за умение правдиво врать воспитателям. Первую затяжку Катя сделала как раз после второй попытки самоубийства. Она сидела на унитазе в женском туалете и тихо плакала. Плакать громко было нельзя, если застукает кто-то из воспитателей, сразу же потащат к психологу… Последнюю встречу с психологом Катя вспоминала с отвращением. Если свести к общему знаменателю монолог, который ей пришлось выслушать, то выходило примерно следующее – на них, убогих калек, здесь тратят столько времени, средств и сил, а они, неблагодарные свиньи, готовы при первом же удобном случае свести счеты с жизнью. Ее передернуло.

Катя услышала шаркающие шаги и затихла, рукавом кофты утирая заплаканное лицо. Походку Серьезной нельзя было перепутать с походкой других девочек – Серьезная хромала на одну ногу. Катя не то чтобы побаивалась Серьезную, но старалась соблюдать нейтралитет. Щелкнула зажигалка, потянуло куревом. Катя до последнего надеялась, что Серьезная не поймет, что не одна находится в туалете. Не тут-то было, ее оказалось не просто провести. Она вежливо кашлянула и сказала:

– Привет, Макака. Ты, говорят, вскрыться пыталась?

Катя вздохнула и шмыгнула носом. Пытаться скрыть свое присутствие все равно уже не имело смысла. На вопрос она ничего не ответила, да и что тут ответишь? Серьезная протянула вперед руку, коснулась волос Кати, определяя ее местоположение. Катя от этого прикосновения вжала голову в плечи, но тут Серьезная совершила то, на что Катя никак не могла рассчитывать. Она почти ласково погладила ее по голове и участливо спросила:

– Курить будешь?

И, не дожидаясь ответа, подкурила вторую сигарету и всунула ее Кате в губы. Катя, сильно затянувшись, закашлялась. Она вспомнила, как два с половиной года назад, в пионерском лагере, сидела на подоконнике с мальчиком, имени которого так и не узнала. Все его звали Крюгером, а настоящее имя она спросить постеснялась. Он тогда курил, уставившись в звездное небо. Тогда она впервые увидела падающую звезду, и – вот дура! – загадала желание, чтобы ночь никогда не заканчивалась. Что же, можно сказать, что звезда ее не подвела. Наутро они с Крюгером впопыхах попрощались, а потом.… А потом мало кто из детей, находящихся в автобусе, остался в живых. Ей повезло больше, чем тому мальчику. Повезло, как же. Два с половиной года назад. Когда глаза еще были зрячими. Следующую затяжку Катя сделала более спокойно и осмысленно. Услышав это, Серьезная значительно заметила: