Эмма Устинович - По дорогам жизни и смерти

«Семёновна, определи больного. 7-ой этаж, 6-ая палата».

Смотрю: бабуся передо мной в белом халате, маленькая, лицо в морщинках и взгляд ласковый, взяла меня за руку и повела: «Раздевайся, сынок, мыться будешь». Тут у меня в глазах малость прояснилось, вижу: над ванной кран открывает, вода горячая, аж пар идёт.

– Ты, смотри, сынок, не обожгись, крепко вода горячая, а холодной нету; крант испортился. Я тебе с другого крыла в ведре холодной принесу. Взяла ведро и пошла. Жду я это, жду, нету бабуси, в ушах шум посторонний и в холод бросает. Поглядел я на краны, туда-сюда покрутил, дело привычное, смежные профессии у меня не зря имеются; исправил – вода горячая, вода холодная… Залез в ванну, лежу, греюсь. Бабуся приходит, ведро воды еле тащит.

– Ай, сынок, не обжёгся?

– Нет, – говорю, – кран исправил, вода твоя без надобности.

– Ай, спасибо, сынок, вылезай, бери бельё, пижаму.

Оделся я: штаны в обтяжку, до колен, ну, как иностранец, шорты это у них называется; из куртки руки до локтя торчат.

– Бабуся, другую дай!

– Другой, сынок, нету. Стандарт. На лифте сам поднимешься? 6-ая твоя палата, 7–ой этаж. Только ты, сынок, запоминай: кнопку нажимай на одиннадцатый этаж, а оттуда по лестнице спускайся на седьмой этаж. Если на семь нажмёшь, беды не миновать – застрянешь между этажами.

Добрался я до седьмого этажа. Больница новая, на целый квартал, коридоры, как проспекты, переходы, холлы, мебель мягкая, зелёные насаждения – заплутать можно. Ну, всё ж нашёл я шестую палату; как говорят: «Язык до Киева доведёт». Кровать, тумбочка, бельё чистое – всё как надо; люди хорошие попались: один шофёр, кореш мой из соседнего села, с ушами, а другой интеллигент, то ли кандидат, то ли член-корр… запамятовал, – с гландами, и пацан-шестиклассник, шустрый такой, – с гландами и с ушами. Шофёр, тот всё папироску в зубы и курить куда-то через каждые полчаса бегает, а интеллигент газетку всё читает и из литровой банки по глотку какое-то лекарство пьёт, а запах, чую, коньячный и цвет такой же.

Лежу это я, лекарства жду, потому как в ушах – тык, тык, тык… Ужин принесли, а лекарства нет, назначение, говорят, ещё врач не сделал, а мне и не до ужина.

После ужина вся палата отправилась в холл, телевизор смотреть. Остался я один, в ушах трещит – спасения нет; решил тоже пойти – может, какое отвлечение будет. Прихожу: фильм показывают, названия не знаю – опоздал. Хотя в голове шум посторонний, но однако понял: про любовь. Она, значит, белая, а он – негр, Ателой зовут. Она такая нежная, а он хотя и негр, а мужик, что надо. Ну, и подонок там один оказался, Ядом прозывается. Он у жинки Атела украл платок и другому подбросил, чтоб, значит, опозорить женщину. Ну, а Атела рассверипел… понятно, всякому мужику обидно… И вот, значит, когда Атела начинает отношения выяснять, приходит дежурный врач, очень серьёзная такая женщина, и командует: «Быстро по палатам, не нарушать режима». Больные просят, а она – ни в какую, подошла, штепсель выдернула, и все разошлись. Чем там дело закончилось, развелись они или нет – не знаю, так как отвлечение моё кончилось.

Пришли опять в палату. Известно, не наработавшись, какой тут сон, да и в ушах всё это: тык, тык, тык… ну, спать никто и не хочет. И тут интеллигент решение находит: «Давайте, я вас обучу в английский бридж играть». А мы не против… Вы думаете, это шары жентельмены по полю гоняют? Нет! Я тоже так думал. Это оказывается обыкновенная игра в карты на деньги, но очень умственная. Стал нам интеллигент объяснять, но сразу трудно понять. К тому ж у меня в ушах шум посторонний. Я так сразу и говорю интеллигенту: «Эта игра умственная, я в ней – баран». И напарник мой тоже согласный. А интеллигент отвечает: «Чепуха! Я и не таких баранов высшей математике обучаю». Мужик он серьёзный: враз и обучил – захватывающая игра, я вам скажу, интеллигентная. Ну, однако, я без интереса играл, для отвлечения, потому как шум посторонний крепко мешал.

А Сашок, пацан-шестиклассник, талантливый шельмец оказался! У нас всю мелочь забрал и у самого интеллигента 2 рубля на третий день выиграл. После этого интеллигент игру эту прекратил.

На второй день смотрю: рано утром знакомая бабуся полы в коридоре шваброй драит.

– Здравствуй, бабуся! Ты что ж все этажи убираешь?

– Нет, сынок. Первый этаж – за себя, а седьмой этаж – за внучку.

Не починишь ли, сынок, крантики в туалете? Инструмент имеется.

– Могу.

Позвал я своего кореша-шофёра, и мы с ним все краны исправили.

– Ну, – спрашиваем, – бабуся, может, ещё что починить?

– Нет, сынки, спасибо, на моём участке – полный порядок!

Вот так, значит. Лежу я в этой больнице с пятницы… суббота, воскресенье прошли – лечения никакого, а в ушах шум посторонний усиливается… Ну, думаю: может, в понедельник лечить начнут. А в понедельник – операционный день, врачам не до меня. И вот в этот день, к вечеру, правду говорят: понедельник – тяжёлый день, меня крепко схватило; в жар, в холод кидает, в голове будто кусками мозги вырывают, и вся палата – в тумане. Интеллигент не выдержал, начал за меня с сестрой ругаться: «Почему не даёте человеку лекарства, у него температура до сорока поднялась». А она ему: «Назначения нет, я за него ответственности нести не собираюсь». Схватился он так с сестрой, в палату пришёл белый, как снег, выругался по-русски и говорит: «Выпей моего лекарства, может, легче станет, – открыл крышечку с литровой банки, налил в мой стакан, – пей!»

Я выпил, сразу тепло знакомое по жилам пошло, озноб перестал и, кажись, заснул. Интеллигент – мужик оказался мировой, лекарство отличное – коньяк, пять звёздочек.

Во вторник, наконец, врач осмотрел, прописал анализы, а в среду лечение началось: уши мазью намазали и повязку сделали, четыре раза в день процедурная сестра уколы делает. Ну, я вам скажу: «Сестра – высший класс! Не сестра, а настоящая фея смерти. Глаза – чёрные, большущие, ресницы длинные, а вокруг глаз тени синие положены, на руках – ноготки синим лаком намазаны, на голове такой убор, белый, высокий, как у этой, ну, которую на медальонах и чеканках изображают, Нифинтити, кажется. Фигурка, как выточенная, белым коротким халатиком обтянута, ножки стройные… Как каблучки по коридору: тык, тык, тык… нас сразу в дрожь кидает. Появляется: в правой руке – два шприца между пальцами зажаты.

Ну, Петухов, ложись на живот, освобождай место для уколов, – и сразу двумя шприцами в это место попадает. Я сначала терпел, а потом говорю: «Я тебе не мешок с соломой, можно и помягче».

– Ничего, жив будешь, – и по этому месту – хлоп: всё; следующий…

Перед этой процедурой интеллигент обязательно глоток из литровой банки делал, а после – три. А шофёр, мой кореш, целый час в туалете курил.