Виктор Фролов - Поток сознания. Проза, рассказы

Ну куда могут прогуливаться в этакую пору и весьма неопределенное время суток молодые люди? Конечно, просто так, по пустякам. Болтаться одним словом, только и годится, и можно, и разрешается, и ничего такого особенного из ряда вон выходящего. А что они могут думать при этом? Вероятно, тоже самое.

Явившись в известный город, наш герой поинтересовался насчет цен на базаре, узнал, о чем говорят и толкуют парадные подъезды, чего замышляют завсегдатаи кабаков, по той ли дорожке гуляет актер, что где подают на обед, хорош ли голубчик, на кого полагается в своих рассуждениях общественное мнение, кто именно провожал секретаршу, что придумали господа офицеры, клюнул ли тот друг на удочку, в какой час грянет и разразится и как давно была в последний раз проверка.

Картина, представшая его взору, имела потрясающий успех и необъяснимое толкование. По улицам города, наполненным светом уличных фонарей и витрин, спокойствием и прохладой, после затяжной жары мчались, проносились и степенно разворачивались разные автомобили. То легкие, статные и элегантные формы современного дизайна, то вдруг какие-то старые модели, похожие на сгорбившихся пожилых людей или малышей, выпучивших глаза и старающихся при случае не упустить возможность поозорничать, забраться, закарабкаться на тротуар, как будто в богатые закрома или заступить за какую-то грань, за черту чего-то необычного. Казалось, троллейбусы плетутся как человечки, которые учатся ходить, и потому держатся поначалу за провода, чтобы не упасть, часто останавливаются, отдыхают и думают, как им быть дальше.

А рядом кварталы, многоэтажные дома. Там люди живут. Цивилизация! Столица края или губернии зовется обычно провинцией. Сюда попадают люди со стороны настоящей столицы и потому по праву справедливо, по их уразумению, называют такие города заштатным словом. Когда же добрался до этаких высот из разных уездных городишек и потратил при этом по дороге половину своих сил и возможностей, невольно слетает с уст опять-таки это же слово – провинция. Мол, мысли то высокие, а дела земные, а вот мы то и вовсе неизвестно где.

Что же касается этих уездных небольших городов, тихих уютных местечек, так потому они так и обозначены, что все жители здесь куда-то спешат уехать. В больших городах это не так заметно, а здесь народу поменьше и получается своеобразная атмосфера, характерная именно для таких городишек. Крестьяне торопятся вовремя отправиться до дома с базара, чиновники по своим делам в волость, в Петербург, в столицу, молодые люди на свет посмотреть, за границу. Уж очень тошно, когда про тебя в такой далекой глуши никто не знает. Не пропадать же, если показаться негде и некому. Все кругом свои, знакомые, неинтересно стилять. Бывает интересный случай, когда в этот город наоборот приезжают и находят тепло и уют. Но это отдельная история. В любом случае кто-то где-то уезжает и приезжает.

На другой день командированный человек никуда не торопился. Базарный день клонился к торжественному моменту своего великолепия, когда он, солидно прохаживаясь по многочисленным улочкам и закоулкам, минуя торговые ряды, добрался наконец до центральных рыночных павильонов. На прилавках царил незримый дух предвкушения пира. Тот момент, то ощущение, которое трудно вообразить, представить в суете, с которым очень нелегко согласиться в душе и уж тем более пропустить на суд зрителей и участников торжества. Все это будут вкушать! Хорошо ли это? Это все благие мечты, сказки, милые и приятные сердцу каждого человека, вовсе далекие от бытия и даже не касающиеся самого человека. Это картина праздника жизни со всеми ее радостями и увлечениями. Это редкие минуты торжества человеческого упорства и чувства величия его устремлений от близости праздника, можно сказать победы над вечными житейскими проблемами. Скоро благополучие, удовлетворение потребности, понимание необходимости самого процесса жития.

Смотрите сами. В какую цену торгуют мильон куриных сердец и печенок тоже разодетые на манер самих курей торговцы, за какие гроши начнут трепетать куриные желудки и в Вашей душе проснется властелин их сути и потрохов. А язычок то сердечку на ушко – щелк! Ножка с мозжечком улеглась на свиную голову и рыло то с пучком петрушки во рту уткнулось носом в кучу редиса и неразбериху завершает, полное достоинства, достатка, мудрости и спокойствия. Картина настоящая: пиши или фотки щелкай. А топориком да по самой мякоти тяп: вот и кусочек приятный на пенечке и как ангелочки индеек окорочка. С таким-то лакомством и товарищ Гусь с яблоками как поросенок с хреном осчастливит своим присутствием наши обетованные края. Так много вина и бочка селедки и пиво на вынос с собой в дорогу, и свинья подсунутая. Наконец, дива заморские и рыба морская и речная тоже.

А ведь это неистовое буйство, массовый психоз, – подтверждала голова другого, не менее именитого участника празднества, быка, философски рассуждая о смысле жизни. На что исполняющий обязанности окуня премудрый пескарь заметил своенравно, обращаясь к гражданке кефаль, – не пора ли карася в сметану? Ведь рыба царская идет.

А что народ? Его то и незаметно. Нет, не то, чтобы его не было вовсе. Наоборот, очень много народа, но шум от него, да и только, суета. Не слышно ни красного словца о товаре, ни прибаутки какой о казусе действа или некоторой странности положения его участников на прилавках. Цену видно, а характер не просматривается. На пир пришли, а их самих, для которых все старались, себя не щадили, ничего не трогает, не волнует. Смотрят и не понимают, не понимают!

Находившись таким образом по проспектам, командированный забрел наконец к одному общему приятелю и любимцу, чтобы посмотреть трезв ли он или по обычаю своему пьян, не брит и не лизан, и не жалован особой лаской окружающих его чертей, леших и домовых, в изобилии населявших все тайные уголки его жилища, с которыми всегда можно скоротать время в тихой мирной беседе.

В зале его комнаты стоит стол, поочередно в разных местах. Когда он стоит около окна, то между окном и столом располагаются два стула с ажурными спинками, их просто некуда больше поставить. Когда случается праздничный обед, а потом долго валяешься на диване, предоставленный своим мыслям, на этих стульях начинаются представления. Сначала там сидело двое ребятишек, болтали ногами, стучали по столу ложками, лизали их, хлопали глазами и разевали рты. Потом утихли и не хохотали больше.

После них начали являться черти: двое девок почти голых из-за стола выглядывают. То чинно сидят, то странно. Сперва девка была одна, потому что две – это очень аморально. Но она очень скучала и со временем нашла способ пригласить на посиделки подругу, такое же приведение, как и она сама. Не безобразничают и беседу между собой затевают. Волосы длинные, они ими укрываются. Заметят, что видно их становится, из синевы и мрака совсем вылезли, глазами и руками показывают куда, в какой угол комнаты они сейчас подаваться изволят, чтобы не зашумели на них, тишину не спугнули.