Варвара Уварова - Неразрывность. Хроника двух перерождений

– Шутишь? – она недоверчиво глядела на меня. Конечно, и я бы не поверил.

– Нет, но теперь ты слишком много знаешь, – я резко сунул руку в карман и сжал губы.

Её лицо побледнело, глаза увеличились и расползлись во всё лицо. Ротик сжался, стал маленьким и по-детски беззащитным. Какая же она смешная… И красивая.

Я вытащил из кармана жевательную резинку и, хохоча, предложил ей. Краска начала медленно заливать её щеки. В глазах вскипели злые слёзы.

– Я не понимаю, по какому поводу ты веселишься, – тряским от гнева голосом сказала она. И снова отпила из стакана.

– Ну-ну, конечно, ты просто своего лица не видела! Мне показалось, или ты ужасно испугалась? – хохот ещё не утих во мне, поднимаясь, словно волны. Мне жутко захотелось её взбесить. Хотелось отомстить за свои нервы, которые я был вынужден потратить на неё, за то, что она так хороша снаружи и так отвратительна внутри.

– А мне показалось, что у кого-то шутки дурацкие!

Она рассердилась. Но её здесь держала подруга, которая, хоть и скучала, но ещё надеялась на что-то. А это значит, что Саша будет терпеть мою компанию. А чтобы моё присутствие не горчило – она будет запивать его алкоголем.

Я не против.

Я подвинул к ней полный стакан.

– У меня созрел замечательный тост! За новые знакомства! До дна! – я допил стакан одним глотком. Очередная провокация. Но в этот раз она не поддалась. Неужели сработал предохранитель?

– Саш, мы отойдём ненадолго. Пойдём потанцуем, хорошо? – Анна наконец-то смогла вытащить Мишу потанцевать. Я был этим сильно удивлён, ведь когда он танцует, он не сможет рассказывать ей все эти удивительно неинтересные истории.

– Хорошо, – негромко ответила Саша. Но Аня увидела её кивок и ушла в сторону танцпола, подцепив под ручку Мишу.

«Да, не повезло тебе с подругой, – подумал я, глядя на Сашу. – Ты сидела, терпела меня, собственную неуклюжесть, отсутствие настроения – ради неё, а она ушла, оставив тебя с незнакомым мужиком. И ты даже понятия не имеешь, в какой опасности ты осталась».

– У тебя очень интересные глаза, – впервые я почувствовал, что могу сказать то, что думаю. – Такой красивый разрез при таком необычном цвете встречается редко. Неужели твоя мама была местная?

– Нет, она приехала из Сибири. У неё тоже был красивый разрез глаз. А отца своего я никогда не видела. Цвет, наверное, от него, у мамы были совсем другие глаза, – она невнятно потупилась и погрустнела, как пьяница, вспомнивший спившихся собутыльников.

– Был?

– Да, она умерла пару лет назад, – её подбородок начал дрожать.

– У каждой жизни свой срок, – осторожно сказал я. Нельзя ей давать расплакаться. У неё же от слез всё лицо опухнет!

– Да. Просто жаль, что он бывает так неоправданно короток, – первая слеза сорвалась с её нижних ресниц и разбилась о столешницу. Её нос начал распухать, но это только прибавило ей очарования, придало какую-то особенную трогательность и нежность.

– Тогда давай выпьем за тех, кто за свою короткую жизнь сумел подарить тебе такие красивые глаза, – я патетично и громко сказал свой тост, высоко подняв свой стакан. Всё же я не хотел потратить вечер на то, чтобы утирать ей сопли.

– Давай, – она, как маленькая, проследила за моей рукой, шмыгнула носом и переключилась на питьё.

Я, не притронувшись к своей порции, следил, как она, заглядывая внутрь стакана, как ребёнок, большими глотками выхлёбывала содержимое. Я понял, что она на грани той стадии опьянения, когда человек пьян настолько, что не может осознать, насколько он пьян. Именно сейчас было очень важно прекратить, потому что ей уже море было по колено.

Она отставила пустой стакан и икнула. Я пододвинул к ней остатки пиццы.

– Ешь. Тут ещё много, я один не справлюсь.

Она, как послушная девочка, кивнула, взяла предпоследний кусок и лениво начала его жевать. Я изо всех сил пытался найти тему, которая не заденет и не растревожит её. Она была в идеальном для меня состоянии, нужно было подождать ещё минут пятнадцать – и она уснёт, как младенец.

– Ты знаешь, мне очень понравился этот город, когда я впервые сюда приехал. В нём есть какой-то домашний уют. Особенно в центре. Вроде большой город, а суеты нет.

– Ты, наверное, просто на окраинах не был. Там вся… суета. А в центре… в центре никому ничего не нужно. Просто игрушечные домики, кафешки… музеи ещё… вот…

– А ты живёшь ближе к окраине, да?

– Да нет… Я так… Ни рыба ни мясо… До центра идти совсем чуток… Минут пятнадцать, ну ладно, двадцать… Но удобно, с этим не поспоришь… А ты где? Живёшь, в смысле…

– О, я почти в самом центре. Говорю, приехал к вам в гости – и влюбился. Решил, что если перееду, то перееду только к вам.

– Да ладно тебе, город как город, – она сцедила зевоту в кулак. – Ничуть не лучше других…

Я немного размяк от алкоголя и внезапно почувствовал, что не должен делать то, что собирался. Я очень хотел завершить свой план, но в душе возникла странная нерешительность. Будто я хотел обрезать крылья птице. Ужасно хотелось, чтоб она радовала меня всегда своим присутствием. Но не погибнет ли она от этого?

И я решил дать ей последний шанс. Я понимал, что больше не будет такого удачного расклада. Но если сейчас, в минуту слабости и сомнения, я настою на своём, чем я лучше какого-нибудь помешанного?

Зачем я оправдываюсь перед собой? Я же знаю правду.

Правда в том, что, если я не дам ей шанс уйти, – я перестану себя уважать.

Я затаил дыхание и спросил:

– Может быть, ты хочешь потанцевать? Вон, Миша с Аней как зажигают, – я преувеличил. Анна действительно двигалась красиво, грациозно и смело, Миша же ритмично топал в пол, не спуская глаз со своей новой знакомой, как застоявшийся жеребец.

– Да нет, не хочу… Я на этих… как их… шпильках, – она кивнула головой на свои туфли. – Скопычусь же, – она украдкой посмотрела на меня, проследила за моим взглядом и вздохнула. – Хотела бы я… как Анька… А не могу даже просто… Куда уж там – на шпильках вертеться…

– А чего ты хочешь тогда? – спросил я её. И замер.

«Просто скажи, что ты хочешь домой – и я, клянусь, тебя не трону. Я довезу тебя до дома, уложу спать и не трону», – пронеслось в моей голове.

– А чёрт его знает. Жить хочу, – она пьяно посмотрела мне в глаза. – Не существовать, как загнанная тварь, а жить, – она хрипло рассмеялась. – Прости… Я, кажется, слишком много выпила… Наверное, пора домой… Надо только Аньку предупредить…

Жить? Ты будешь жить на моём полотне, по-настоящему жить, я тебе обещаю.

– Давай я тебя отвезу?

– За… зачем? Я сама… на такси… – она с трудом поднялась, сделала шаг и чуть не упала. Я подхватил её. От неё пахнуло алкоголем и дешёвыми духами. Сквозь её платье я почувствовал тепло её тела, мягкость кожи с нежной прослойкой жира и упругое сопротивление мышц. Она даже на ощупь казалась ожившим совершенством.