Антон Лосевский - Якобы книга, или млечныемукидва

Читая «Блатную правду», я то и дело встречался с такими терминами как «лохи», «полулохи» и «нелохи». Спустя некоторое время я пришел к мнению, что под «лохами» подразумевается основная часть населения нашей страны; те самые граждане, которые живут от зарплаты до зарплаты, то есть от случая к случаю: всегда и во всем себе отказывают, извечно сидят в долгах, ведя отчаянную борьбу за печальное существование. Но именно они, как ни странно, являются главным ресурсом этой страны, принося денег в казну побольше даже, чем экспорт газа, нефти или зерна. Ведь именно «лохи» каждый раз соглашаются платить за все – все больше и больше, не задавая лишних вопросов, а просто молча отдавая почти все, что есть у них самих. Кстати, наша страна в «БП» именовалась исключительно «этой страной».

«Полулохи» – это преимущественно городская категория людей, представители которой могут позволить себе немного шикануть, изредка приобретая даже недорогие авто или отдыхая на зарубежных пляжах. Многие «полулохи» смутно подозревают, что их дурят и обирают, однако и «полулохи» на все согласны, цепляясь за свое хрупкое благополучие, а потому неудобных вопросов тоже не задают, достаточно безболезненно переходя в касту «лохов», если это «нужно Родине»

«Нелохи», или чаще «люди» – та небольшая прослойка населения, которая, собственно, живет. Именно «люди» выбирают президента, пользуются конституционными правами и давным-давно сложили с себя все обязательства перед обществом, то есть пресловутыми «лохами» и «полулохами». Еще одна особенность «людей» заключается в том, что живут и работают они пока «здесь», но мыслями в принципе уже давно «там», в тех самых официально презренных Miami и Riviera.

Стоит признать: благодаря чтению «БП» я открывал для себя множество любопытнейших вещей; нередко, впрочем, просто получая подтверждения тому, о чем давно следовало бы знать каждому. В частности, я не раз спорил с истеричными историками на предмет «крепостного права». И если историки утверждали, что якобы право это отменили еще в одна тысяча восемьсот шестьдесят всем известном году, то мне же всегда почему-то казалось, что все это не более чем красивое предание для лохов. Крепостное право на самом деле, конечно, никто и не думал отменять, да – произвели шумную смену вывески, сохранив старые добрые традиции и обычаи: есть «помещики» и есть «крепостные», и пока первые поживают нарядно и проводят время утонченно и благородно, вторые вкалывают на них и вполне счастливы тем редким дням, когда их не секут и не бранят. Соотношение же «помещиков» и «крепостных» в историческом времени если и меняется, то совсем незначительно, хотя и «помещикам» приходится идти в ногу со временем, называя себя в каждой эпохе по-новому.

Только теперь я начинал понимать, что каким-то образом за одну неделю перескочил из унылых «лохов» – хотя по некоторым признакам все же был «полулохом» – в «нелохи». Только теперь я сознавал, что конкретно имела в виду моя бабуля, говоря, что пора мне «человеком становиться». Уверен, что иной гражданин в схожей ситуации быстро почувствовал бы себя очень особенно, окончательно разрывая связи с цепями прошлого: мол, теперь-то я «нелох», то есть все-таки «выбился в люди», став человеком первого класса. Скажу откровенно: за собой никаких непоправимых перемен не замечал; наверное, моим противоядием являлась трезвая констатация, что сам я лишь типичный представитель того самого народа, который, согласно собственноручно подписанному годовому трудовому соглашению, должен был теперь «разводить». И все для того только, чтобы иметь хоть какой-то шанс развить свой собственный маленький бизнес, успев вовремя соскочить с блатной иглы… Пойдя таким образом на сделку с совестью, я старался думать об этом как можно меньше, оправдывая себя популярной в том же народе присказкой про «хочешь жить – умей вертеться».

И закрывая тему нашего разводящего коллектива: когда я пробовал все-таки пообщаться с коллегами на отвлеченные темы, вроде нового альбома старой музыкальной группы или вчерашних сенсационных результатов в Формуле-1, то реакция неизменно оставалась достаточно прохладной, чтобы у меня напрочь отпало желание предпринимать последующие попытки в поисках общего. Единственная тема, на которую мои коллеги всегда высказывались охотно – это обсуждение последних моделей «Кайфонов», их прошивок и приложений, причем некоторые из коллег настолько прочно ассоциировали себя со своим девайсом, что складывалось стойкое ощущение, будто каждый из них самостоятельно смастерил свой персональный «Кайфон», после чего еще и наладил массовую сборку, организовал сбыт и обеспечил спрос.

И все же, как водится, нашелся в отделе один человек, с которым у меня установились отношения другого рода. И это была она, чем-то интригующая девушка, которую я отметил еще при первом своем появлении в отделе. Вот только когда на меня вываливались новые имена во время моей презентации, то я либо не расслышал ее имени, то ли она просто мне и не представлялась. Зато сидела эта девушка тоже ближе всего к двери, точно напротив меня. Я заметил, что, когда я читаю «БП» или смотрю в монитор, она осторожно переводит взгляд на меня, когда же при этом я переводил взгляд на нее, то она мгновенно уводила глаза в свой монитор. Это длилось уже достаточно долго, чтобы счесть неприличным. Наконец, выждав момент, когда мои коллеги дружно убежали на самый смак рабочего дня – бесплатный и вкусный обед, я несколько задержался, отметив, что и она не спешит покидать рабочее место. Тогда, подойдя к ее столу и, как здесь и принято, протягивая руку, полушутя я представился повторно.

– Моника, – мило улыбнулась она.

Субботним утром я был разбужен солнцем, доставшим меня сквозь окна своими лучами, поскольку накануне, вымотавшись от безделья рабочей недели, так и не удосужился задернуть шторы. Повалявшись в постели где-то с полчаса, я все-таки побрел на кухню завтракать чаем и чем-нибудь еще, попутно обдумывая: идти ли или не идти в кино, как я и запланировал на неделе. Той осенью, усилиями заморских синематографистов, в старый свет вышел крайне новый фильм, приводящий в восторг широкие массы; и даже массы критиков, больше всех смыслящих в киноискусстве, отнеслись к данной картине достаточно некритично и дружелюбно.

Уже многие годы я ходил в один и тот же кинотеатр, расположенный в центре Сэйнт-Питерсбурга, хотя с годами, в силу разных причин, вырваться удавалось все реже. За это время уже и в моем угловом районе возвели великое множество кинозалов, более удобных, современных и разрекламированных, и все же я оставался верен старенькому кинотеатру в центре, всего-то с пятью залами, рядов по двадцать в каждом.