Антон Лосевский - Якобы книга, или млечныемукидва

Как только Моника стала присоединяться к нашим с Афиной трапезам, я ощущал уже, что оказываюсь в двойственном положении, будучи в обществе их обеих одновременно. А потому предоставил событиям развиваться своим чередом, заняв достаточно выжидательную позицию, уделяя равное внимание обеим девушкам и наблюдая, что и друг к другу они вроде бы относятся вполне ровно и терпимо, общаясь и между собой так, что в первые дни мне даже чудилось, будто знакомы они уже давно, хотя обе и устроились в РЦСЧОДН примерно за месяц до меня.

Да и в целом, когда они вместе за обеденным столом сидели рядом, помнится, сперва я подспудно отмечал некоторое внешнее их сходство. Обе они были примерно одного возраста, роста, фактуры; обе являлись брюнетками с выразительными голубыми глазами… вот только стоило им начать говорить, жестикулировать, передавать солонку, как вся их схожесть куда-то таинственно исчезала. И, беря шире, если Афине было свойственно спокойствие и сосредоточенность на чем-то, казалось, очень глубоком, личном и внутреннем, то Моника, напротив, виделась мне крайне легкой, внешней и веселой; прямо скажем, даже предсказуемой, но, как ни странно, от того не менее приятной и привлекательной особой.

Допускаю, что независимому читателю могут быть не слишком-то важны излишние подробности: она была такой, та другой, ну а я вообще никаким, заделавшись наблюдателем. Тем не менее рассказать об этом просто необходимо, тем более что упоминаю только к тому, что уже тогда во мне закладывалось ощущение: что-то будет… и дальнейшие события, как говорится, превзошли самые смелые ожидания.

Ну а покамест я пребывал в неустойчивом и непривычном положении, когда мне нравились сразу две девушки, еще и постоянно находившиеся поблизости, и самое главное: им был чем-то интересен я…

Теми выходными я съездил к матушке в область, в загородные просторы. Вообще говоря, я всегда навещал ее с огромным удовольствием, и все же значительно реже, чем хотелось бы самому. Во многом потому, что город извечно держит в напрягах и тревогах, удерживая в заложниках и высасывая всю энергию в обмен на красочную игру огней; поэтому, в частности, я с такой настоящей радостью пользовался каждой возможностью выбраться к матушке, вырваться и передохнуть от этого самого города, выспаться в свежести воздуха, напитаться другой пищей, и в обязательном порядке прогуляться по лесу, что раскинулся в километре от дома.

Воскресным утром, жуя пирог с капустой и запивая его молоком, я повествовал матушке о неожиданном участии в моей жизни Нины Иоанновны; о том, как она оказала мне бесценную помощь в трудоустройстве, поведав между делом и о запуске магазина «Купи у нас», где дела, кстати, после моего денежного вливания, пошли в рост. Видя озадаченность на лице мамы, вызванную, очевидно, моим контактом с Ниной Иоанновной, я поспешил успокоить ее тем, что бабушка, кажется, все-таки встала на путь исправления, что и в ней пробудилось что-то человеческое; тем более что я был и оставался – насколько мне, во всяком случае, известно – единственным ее родственником в настоящем поколении, чуть ли не последним из могикан. Мама подивилась этой перемене не меньше моего, когда бабушка вдруг позвонила сама, и потому посоветовала держать ухо востро, поскольку уж кто-кто, а она-то знает все ее повадки и наклонности как нельзя лучше, предостерегая, что Нина Иоанновна Никогда и Ничего в своей жизни еще не делала просто так, не корысти ради.

Днем я отправился прогуляться по лесу, погода благоприятствовала: устоялся один из тех редких теплых и солнечных дней осени, чем-то напоминающих начинающуюся весну. Не знаю отчего, но именно там, в лесу, мне частенько удавалось уловить совершенно особенное настроение – чувство на грани невесомости и неуязвимости. Наверное, если бы мне поручили дать определение слову «счастье», я выстроил бы это определение в духе синонимов таких понятий как «спокойствие», «умиротворенность», «уверенность в будущем», то есть именно тех состояний ума, которые всегда в моей жизни бывали в серьезном дефиците. И именно тогда, в лесу, я был вполне себе счастлив; именно там: в окружении других форм жизни, с древности враждебных человеку – деревьев, мхов и папоротников, грибов, птиц и насекомых, от которых я никогда не встречал проявлений враждебности, тогда как в городе, в царстве homo sapiens, опасностей на квадратный километр, по моим ощущениям, всегда таилось несравненно больше. А впрочем, все относительно: пожалуй, окажись я в лесу в тот момент, когда солнце отвернулось от нашей страны, а также на значительном отдалении от каких-либо городских или поселковых огней, вполне допускаю, что рассуждал бы принципиально иначе, тоскуя уже по привычным каменным джунглям.

Придя в понедельник на работу расслабленным и отдохнувшим, я тут же отметил в обстановке какое-то напряжение, несвойственное прошлым неделям; к тому же я слегка заспался и припоздал, потому во мне возникло то чувство, как это нередко случается в дни опозданий, будто бы я пропустил нечто крайне важное и все вокруг явно что-то недоговаривают. Вот и мои коллеги, и без того не слишком-то приветливые и общительные, были в тот день безмолвны как-то по-особенному. Даже Моника, вопреки обыкновению, не стягивала мое внимание на себя, сидя безучастно и сосредоточенно высматривая что-то в плоскости монитора. Никаких видимых причин для напряжения, правда, я так и не усмотрел, связывая всеобщую пришибленность с первым ночным заморозком.

Однако во время обеда от меня не ускользнуло то, что и Афина сегодня более задумчива, нежели обычно: и это при всей ее исходной природной сдержанности. Кроме того, я отметил, что Афина и Моника совершенно не общаются между собой, даже как-то демонстративно уклоняются от такой возможности, и все их разговоры осуществляются только со мной. Становилось очевидно, что похолодание произошло не только на улице, но и в межличностных отношениях двух столь симпатичных мне девушек. Наконец, где-то за час до окончания рабочего дня, улучив момент отсутствия Моники в кабинете, я решил проведать Афину, чтобы переговорить с ней о том, что происходит нечто странное, предполагая затронуть и тему осложнения ее отношений с Моникой – почему-то именно Афина представлялась мне более подходящей фигурой для подобного разговора.

Направившись к кабинету Афины, еще издалека я увидел ее стоящую возле двери вместе с Моникой: они оживленно о чем-то спорили, явно ссорясь, в связи с чем я предпочел не встревать в это дело и, развернувшись, ушел незамеченным. Вернувшись в ставший уже почти родным кабинет Mobile razvodko, я захотел срочно на что-нибудь переключиться и полистать наконец-то сегодняшний выпуск «Блатной правды», поскольку наэлектризованность обстановки не позволила сделать это с утра. Однако же, вот незадача, буквы больше не лезли в глаза – то ли я был пресыщен грустной правдой о глобальном разводе народа, хотя, скорее, мне не давал покоя наметившийся разлад между Моникой и Афиной.