Елена Кузнецова - Сон жизни как жизнь сна

Он быстрым шагом решительно направился к серым 30-этажным сотам с пустыми проемами без стекол. Он даже не спросил, где же там близнецы? В одном из домов на последнем этаже горит свет, вероятно, мальчишки там. Офицер просит мать остаться внизу. Она улыбается в ответ, и он поднимается на единственном работающем лифте. Только все складывается совсем не так, как ожидал. Мать оказалась рядом с близнецами раньше, чем он приехал на лифе. Как же так?

Неужели Мать смогла подняться 30-й этаж быстрее его по лестнице? Он не поленился и спустился на один полет, преодолев площадку, залитую ярко-синей краской. Пришлось, облокотившись на стену, оттирать ботинки какой-то ветошью. И в этот момент его словно бы пронзила молния.

Женщина сидела в комнате на стуле, закинув ногу на ногу, но подошвы ее белых туфель были совершено чисты! Этого не может быть!? Или он сходит ума? Лифт только один. Не по воздуху же она добралась до верхнего этажа?

У него засосало под ложечкой, и по спине заструился холодный пот. Так вот оно – то, что не давало покоя! Мгновенно все сошлось, как пазл: походка, движение, колыхание одежды, неподвижные руки при ходьбе…

Они не ходят – летают!

НЕВОЗМОЖНО!!!

Он рванул к балкону.

Мать и близнецы стоят в проеме. На полу у табуретки – небольшой серебристый чемодан. Никаких мыслей, только страшно заныло сердце…

– Не улетай! – Не крикнул – выдохнул он. – Я просто умру без тебя, – и без сил упал на колени.

– Он все понял! – Близнецы испуганно отступили к стене.

Только теперь Офицер заметил обтягивающие, словно вторая кожа, серебристые – в тон чемодану – спортивные костюмы. Женщина подошла и опустилась рядом.

– Не могу. Если понял ты – поймут и другие.

– Тогда возьми меня с собой. Не хочу я больше ползать по этой проклятой земле. Не хочу жить во всеобщей ненависти.

– Это твоя земля. – Ее черные зрачки расширились и вытеснили зеленую радужку. – Твоя родина.

– Эта земля давно уже не моя. Мою родину просрали и продали. – Он едва сдержался от крика.

– Но ты ее защищал, – прохладная рука коснулась его ладони.

Он вздрогнул от резкой молниеносной боли, которая полоснула по груди, – воздух закончился в легких. Чтобы вдохнуть, ему не хватает ни воли, ни сил. Она сразу поняла, что творится в его душе и одними губами повторила:

– Ты ее защищал.

– Я убивал людей. – Это страшное признание, от которого он бежал с тех пор, как вернулся оттуда, где жизнь ничего не стоила, а смерти иногда ждали, как манны небесной, вернула ему способность дышать. – Я убивал людей и думал, что защищаю родину. Только родине все равно. Ей давно безразличны и те, кто убивает, и те, кого убивают. Мои ноги устали ходить по этой земле, закатанной в заплеванный асфальт.

– Хочешь, – она крепко сжала его ледяные руки своими фарфоровыми ладошками, – я научу тебя летать?

– Летать? – Не понял он. – Меня? Летать?

– Тебя. – Она заставила его встать. – И ты…

Он внезапно ощутил себя мальчишкой, который впервые увидел в небе самолет и страстно, до сведения скул, захотел оказаться на месте пилота. Но видение было мгновенным, и он ясно осознал, что в жизни нет места детским грезам.

– Нет… Я мечтал летать всю жизнь. Летать, как желание. Не телом – мыслью, что подхватывает тело. Но на земле это невозможно.

– Почему же? – Она даже не улыбнулась, и ее глаза снова стали зелеными. – Эта способность заложена в человеческой природе. Просто вы забыли об этом умении.

– Ты хотя бы понимаешь, – он не на шутку испугался, – что начнется, если люди об этом вспомнят? Даже не все, а хотя бы некоторые.

– Другая жизнь. – Она пристально смотрела в его глаза. – Другая жизнь.

– Родная… – Он прижал ее к себе, даже не заметив, что она поддалась легко, без сопротивления. – Другая жизнь на ЭТОЙ земле всегда приходит через КРОВЬ, ВОЙНУ или РЕВОЛЮЦИЮ.

– А ты этому помешаешь.

Теперь она сама прижалась к нему всем телом. Но он отстранился и со страхом посмотрел в глаза. Она не отвела взгляда. Ее лицо было серьезно и печально – ни иронии, ни сарказма, ни жалости, и ни снисходительности. Она спокойно ждала его реакции.

– Я… я… я… Я – не герой, – выдохнул он со стыдом.

– Ты – герой. – Она снова обхватила его руки своими ладонями. Теперь они были такими горячими, что он даже вздрогнул. – Ты – герой!

Ни сомнений, ни даже возможности опровергнуть не было в той убежденности, с которой она произнесла это утверждение. Перед его глазами – как на старой кинопленке пролетела вся его жизнь. А он словно с лупой останавливал особенно интересные и запомнившиеся кадры-события.

– Покажи…

Он мучительно искал слова, чтобы сформулировать то ли вопрос, то ли просьбу. Но она не стала дожидаться окончания этого процесса, а легко поднялась над полом и облетела, словно примерзшую к цементу фигуру.

– Господи! Мне это снится?

Офицер даже не понимал ни того, что видит, ни того, что чувствует. Оцепенение – сладостное и безответственное овладело сознанием и телом. Было все равно, что сейчас произойдет? Мужчина был готов ко всему, и на все. С этой женщиной он согласен на любые и подвиги, и преступления.

– Извини…

Горячее дыхание обдало его ухо. Она резко нажала на точку у основания черепа. Он даже зажмурил глаза, как от вспышки газовой сварки, и почувствовал, что тело насквозь пробила резкая кинжальная боль. Он сдержался и не закричал, хотя мука была такая же, которую однажды ему пришлось пережить в плену на своей последней войне.

– Попробуй! – Она провела своей рукой по его лицу. – Открой глаза и попробуй!

Он неловко оттолкнулся от пола и мгновенно взлетел, ощутимо ударившись макушкой о потолок. Она сидела на полу, поджав под себя ноги, и горько плакала:

– Теперь ты возненавидишь меня…

– Родная, – он резко опустился перед ней. – Что теперь будет с тобой и детьми? – Он вытирал ее слезы и жадно целовал губы.

– Тебе придется, – она нежно провела губами по его лицу и печально, но твердо сказала, – тебе придется изменить жизнь на своей земле.

– Но я не Христос! – Отчаянно закричал он в пустое окно комнаты, где только что была самая желанная женщина его жизни и ее сыновья.

Ночь смотрела на него своими бесстрастными звездами, то ли обещая что-то, то ли заклиная, то ли отпевая…

ПОСЛЕСОНИЕ

Блин. Какое тут может быть послесоние? Зачем? Все предельно ясно. Замечательный хорошо сконструированный сюжет. Его надо просто разрабатывать.

СОН. МАНЬЕРКА

Проснулась от необычности сюжетного напряжения. Сон был интересен не только своим событийным рядом, но и еще и абсолютно реальными ощущениями – вкусовыми, тактильными и обонятельными.