Алла Кузнецова - Арифметика жизни (сборник)

Вновь является детство ко мне,
Чуть коснувшись моей седины,
И опять я пишу о войне,
Потому что я родом с Войны.

В опаленном начале судьбы
Несмываема горя печать,
Я не в силах об этом забыть
И не вправе об этом молчать!

Живу, казнённая войной
В своём безрадостном начале,
В строке, рождённой тишиной,
Ловлю вкрапления печали.

Уйду в былое с головой,
Лист исписав не без помарок, —
И стынет в луже восковой
Свечи заплаканный огарок.

Забыть иль помнить – мне видней!
Страница – прошлого набросок.
Я не корректор горьких дней,
Я их усталый отголосок.

В глухом углу родного сада,
Где ярких маков пышный сноп,
Теснился долго у ограды
Полуразрушенный окоп.

Достался времени в наследство
Остаток злых военных гроз
Как память раненого детства,
Как символ материнских слез.

В нем не бойцы стояли насмерть:
Туда от взрывов и смертей
Водила мать одетых наспех
Всех четверых своих детей.

И зависала жизнь на нитке,
Час ожиданий страх верстал,
Усердно лаяли зенитки
И рев моторов нарастал,

Носились огненные смерчи
Среди кварталов городских…
И, все-таки, спасла от смерти
Мать четверых детей своих!

Теперь окоп с землей сравнялся,
И, виноватый без вины,
Он только в памяти остался
Страницей ужасов войны.

Взгляну – и вспомню поневоле
Огонь и дым минувших дней
И все, что выпало на долю
Солдатки, матери моей.

Как мы играли и чем мы играли
В сожженном, растерзанном нашем квартале?!.
Патронами, пулями, гнутою каской,
В подбитые танки влезали с опаской,
Лепили “фашиста” из глины и пыли
И все по порядку скакалкой лупили.
Горланили песни, играя в победу, —
“Землянку”, “Катюшу”, “Ты ждешь, Лизавета”…

Как мы страдали! О, как мы страдали
В сожженном, растерзанном нашем квартале,
Когда истощенные мамы болели
И бабушек лица под утро белели,
И плакали люди надсадно и жутко,
И есть нам хотелось до боли в желудке.
Несчастного детства несчастные дети…
Где рвутся снаряды, там счастье в запрете.

…У дороги лебеда,
У дороги зелена —
Наша скудная еда
(Что поделаешь, война!).
Тащит память дни мои,
Где убожество стола
И старания семьи,
Чтобы я не умерла:
Каждый хвалит и жуёт,
Не щадя зубов и щёк,
Братик Димочка суёт
Мне под нос свой кулачок:
– Только, дурочка, не съешь —
Обязательно умрёшь!
Правда, мама, коржик свеж
И на хлебушек похож?
Мама говорит:
– Ну да!
Что на свете есть вкусней?!
Лебединая еда!
Пища белых лебедей!
Нина, старшая сестра,
Две косички за спиной,
Вдруг на цыпочках пошла
Лебедёнком предо мной.

Зазевалась – и молчу,
Слёзы сохнут на щеках,
И поменьше стал чуть-чуть
Коржик в маминых руках.

Вспомню это – к горлу ком!
И чем старше, тем больней…
Промокну глаза платком,
Повздыхаю в тишине,
Подойду к стеклу окна,
Мирным днём печаль дробя…
Ах, проклятая война,
Только б не было тебя!

Страницу памяти открою —
Зима, декабрь, число второе…
Последние бои за город…
Ночь, и мороз ползёт за ворот.

Мы выскочили, в чём стояли,
И в лютой стуже грели души
Надеждой той, что нам вселяли
Непревзойдённые «катюши».

Кричала мама нам: – Смотрите!..
На небо!.. Справа от черешни!..
Глядели все, и каждый видел,
А я не видела, хоть тресни!

В желанье «сполохи» увидеть
Хотелось плакать, стать повыше,
Но, чтобы маму не обидеть,
Кричала тоже: «Вижу!.. Вижу!..»

Когда задачи в битвах жарких
Почти что были решены,
Американские подарки
Давали сиротам войны.

И мама принесла в корзинке
Для нас подарок дорогой,
Сказала: – Вот они… ботинки…
День отстояла, а на кой?..

Ни мне, ни вам не надо, дети,
Такие штучки не для нас!..
Снесу певице Лизавете,
Пожалуй, будут в самый раз!

А я, с кровати спрыгнув ловко,
Прилипла к маме: «Не ходи!..»
И ярко-красные обновки
Прижала к худенькой груди.

И мама, подавляя вздохи,
Сказала, глядя на меня:
«И правда!.. Что ж искать пороки
В зубах дарёного коня?!»

Она совсем не возражала,
Весёлой радуясь возне,
А я обулась и сказала,
Что башмаки как раз по мне!

Потёрла тряпкой для порядка,
Была беда невелика,
Что от коленки и до пятки,
Как и от пятки до носка!..

Нас безотцовщиною звали
В те дни, что ныне далеки,
А мы отцов годами ждали
Всем похоронкам вопреки.

Порой дерзили и грубили,
Ожесточившись от обид,
И сверстников своих лупили
За то, что скажут: – Он убит!

И не могли с бедой смириться,
Бунтуя, детские сердца,
Поверить – значит согласиться
И сразу потерять отца.

Ушло в былое лихолетье
Родной отеческой земли,
Живут войны минувшей дети,
Что безотцовщиной росли,

Хранят семейные преданья,
В которых правда об отцах,
Лелея чудо ожиданья
В давно заждавшихся сердцах.

Мы умели расти
и счастливым несчастное детство
Делать как-то случайно,
не вникая в злой истины суть.
Хоть достались беда,
похоронки да бедность в наследство,
Но смеяться умели,
внушая друг другу: «Забудь!..»

Вспоминаю бассейн,
нас манивший водицею пресной,
Зарывали друзей до ушей
в золотые пески,
Откровенно в ответ
на удары судьбы интересной
Хохотали до слёз
и прощали обиды долги.

Но сжимает дыханье
каким-то невидимым тромбом
При свиданиях с детством
под отзвуки страшных боёв,
Где бассейн – не бассейн,
а воронка от авиабомбы,
Что наполнена ливнями
щедро, до самых краёв!