Алла Кузнецова - Арифметика жизни (сборник)

Где прибрежный песок —
просто тёплая пыль у дороги
(Заявлялись домой,
представляя собой чертенят),
А удары судьбы —
это «пряники» мамочки строгой,
Что в кадушку с водой
окунала нас всех, как щенят…

Умудрялись расти
и счастливым несчастное детство
Делать как-то случайно
в безотцовщины горьком кругу.
Нам достались беда,
похоронки да бедность в наследство —
Всё, о чём я теперь
ночью вспомнить без слёз не могу.

Бывает, что память душе неподвластна
И время с характером своеобразным
Сметает, что было, забыв сохранить, —
И нами теряются даты и лица,
Тихонько стираются жизни страницы
И рвётся бесценная прошлого нить.

Седой ветеран! Расскажи своим внукам
И правнукам всем, их друзьям и подругам
О том, что ты помнишь, что выстрадал сам!
Ты ныне – Истории главный свидетель,
Ты двигал те годы к Великой Победе
По страшным, «жестокой войны» адресам!

Пусть тянутся к миру, к добру наши дети,
Пусть гимны слагают и вам, и Победе,
Пусть любят Отчизну, как любите вы!
Пусть ваше далёкое станет им близким,
Пусть мимо воздвигнутых вам обелисков
Они не пройдут, не склонив головы!

Я не знала отца. Мне совсем еще было немного,
А война ворвалась, отбирая отцов у детей,
И когда он шагал по суровым военным дорогам,
Я впервые сумела пройти от стола до дверей.

Но, не зная отца, я его бесконечно любила
И ждала терпеливо, совсем не по-детски, без слез.
Все старалась забыть, что старик – почтальон молчаливый
Похоронку в наш дом перед самой победой принес.

Я на жизни дороге счастливый ждала перекресток —
Годы шли полосою, где нет ожиданьям конца,
Ожидала ребенком, серьезной девчонкой – подростком,
Сколько помню себя – я всегда ожидала отца.

Только взрослой совсем мне поверить пришлось наконец —
то
В то, что павшим в боях никогда не подняться с земли…
Тянет сердце к одной из солдатских могил Будапешта
И цветут тополя и кричат по весне журавли.

Мне порой нелегко, но никто эту тяжесть не снимет,
Встречи ласковый миг тихим счастьем приносит мне в
сны
Дорогой мой отец, мой родной, долгожданный, любимый,
Не пришедший ко мне с той зловещей проклятой войны.

В беде и неудаче,
Когда душа горит,
Бывало, что заплачу,
А мама говорит:

«Нам сырости не надо,
Не плачь, не смей реветь!
Ведь ты – дитя солдата,
Так научись терпеть!»

Росла под звуки града
Зениток во дворе,
Не в доме так, как надо, —
В окопе, как в норе,

Среди глухих раскатов
Злых рукотворных гроз:
«Ты, дочка, – дочь солдата,
Так обходись без слез!».

В строю многоголосом
Живу, завет храня,
Истерика да слезы —
Совсем не для меня!

Душою цепенею,
Но в горе промолчу,
О маме сожалея,
Дитя свое учу:

«Нам сырости не надо,
Не смей, малыш, реветь!
Ведь ты же – внук солдата,
Так научись терпеть!».

Как-то, помню, у скамьи садовой,
На мои колени опершись,
Сын спросил без всяких предисловий:
– Мамочка, а кто такой фашист?

Чёрной краской, самой жёсткой кистью,
Не щадя предплечья и плеча,
У дымящей кучи старых листьев
Я творила образ палача:

Голосом, доходчивым сравненьем,
Злой обидой, что во мне жила,
С явным нескрываемым презреньем
Нелюдей клеймила, как могла!

Понял сын!.. И будет внук когда-то
Задавать вопрос подобный мне,
Я отвечу! Потому что надо,
Чтобы знали внуки о войне!

Обо всём, что было, слово в слово,
Дань отдав Победы торжеству,
Правнукам своим твердить готова
(Если я, конечно, доживу!).

Мне надоели и жара, и транспорт,
И теплая из термоса вода,
Но хорошо, что по пути на Франкфурт
Мы, все-таки, заехали сюда.
Не в первый раз высоты эти вижу,
Но, как всегда, коснусь рукой травы —
И станут мне еще родней и ближе
Солдаты страшных тех сороковых.
Им передам с теплом своих ладоней
Признательность отеческой земли,
Любовь и скорбь родительского дома,
Где чувство ожиданья сберегли.
От имени живых, что так не близко,
Любых сословий и краёв любых,
Рассыплю по земле у обелиска
Букет из незабудок голубых,
Скажу слова, которых нет дороже,
За всех родных, любимых, жен и мам,
А теплый ветер, осушив мне слезы,
Их понесет по памятным холмам.
И станет вероятнее надежда,
Что руки неизвестного гонца
Кладут цветы вблизи от Будапешта
На землю, приютившую отца,
Что кто-то там, как я, попричитает,
Подставив ветру мокрые глаза,
И упадет, пусть самая скупая,
Но все же наша, русская слеза.

Мы родом из войны, мой милый,
И судьбы – как судьба одна,
И как война нас ни давила,
Но нами пройдена она.

Отцы дарили нам надежды
(Для сердца – чувственный запал),
И мой, что пал под Будапештом,
И твой, что без вести пропал.

Мы ждали их под крыши дома
И не хотели вспоминать,
Что чей-то почерк незнакомый
Издал запрет на право ждать.

Нас ожидание, как прежде,
Будило в сонной тишине,
Мы всё же верили надежде,
Не веря смерти и войне.

И никаких тебе запретов!
Отец – солдат с тобой, со мной,
Мы ждём их, ждём зимой и летом,
Они торопятся домой

В свой отчий край, к любимой, к детям,
Успев других опередить…
Закона нет на белом свете,
Чтоб ожиданье запретить!

Быстро годы промчались,
Но солдат есть солдат:
Повторись всё сначала —
Вновь прошёл бы сквозь ад,

Тот, где падал и рьяно
Поднимался с земли,
У судьбы ветеранов
Есть законы свои!

Пусть бы жили подольше,
Пусть бы жили под сто,
И не надо нам больше
Чёрных плит и крестов,

Пусть шагают по тверди,
Вспоминая бои…
Очень жаль, что у смерти
Есть законы свои!

Их всё меньше и меньше,
Этих стареньких лиц,
Где во всём отболевшем
Суть бессмертных страниц,

И живущим, и павшим
Поклонись до земли —
И у памяти нашей
Есть законы свои!

Не Эрмитаж, не парки и сады,
Не новостроек дерзкие громады,
Не над Невой зависшие мосты,
А именно старушки Ленинграда
Меня волнуют более всего!
Любовь и нежность, грусть и сожаленье
Моё переполняют существо,
Когда гляжу на них с благоговеньем.
Не безвозвратность лет, ушедших прочь,
Не красота увядшая волнует,
А весь тот груз, который им пришлось
Нести сквозь жизнь, что ныне торжествует.
Не всем досталось счастье – быть в живых
(Да будет пухом им земля родная!..),
На мёрзлый камень берега Невы
Кладу гвоздики, павших поминая.
А тем, кто жив, белёным сединой,
Пусть будет мир достойною наградой.
Поклон вам всем что ни на есть земной,
Бесценные старушки Ленинграда!