Полина Репина - Партия длиною в жизнь

– Надо поговорить; это неотложно! – начал очень тревожно Гуансюй. Эрлай придвинул ему стул и угостил чаем, но тот отказался.

– Моя девушка разочаровалась во мне, – продолжал он, – и заявила, что я – всего лишь паинька-мальчик с красивым дипломом, который неплохо выполняет чужие поручения, но не в состоянии создать ничего своего! Она познакомилась с одним человеком, и теперь без конца критикует мою работу, сравнивая меня с ним; ей кажется, что моё дарование не идёт ни в какое сравнение с его талантом!

– А чем я здесь могу помочь? – не понял Эрлай.

– Да ведь она отдаёт ему предпочтение не только как скульптору, но и как человеку!

– Если она выбрала тебя когда-то лишь исходя из этого, то грош цена этой девушке и её чувствам! Ей нужен не ты, а твои лавры! – возмутился Эрлай, но друг перебил его и возразил: «Как бы там ни было, но я люблю её! И лучше умру, чем её потеряю, а она отдаляется от меня…»

На лице Гуансюя была грусть и безысходность. Он добавил: «Не мог бы ты сделать для меня что-нибудь оригинальное? Вложи в это все силы. Я покажу это ей и скажу, будто это сделал я, и может, она передумает бросать меня! Ты гениален, чего тебе стоит! Прошу тебя!» – взмолился Гуансюй, и Эрлай не смог отказать.

Работал Эрлай полгода. Ради этого он даже пропускал занятия в училище, объясняя это болезнью. Он вставал ранним утром и трудился до поздней ночи. Всё настойчивее ему звонил Гуансюй и напоминал, что время не ждёт, но юноша отвечал, что для хорошего результата работать нужно долго. Он не позволял Гуансюю приезжать смотреть на неоконченный труд; но наконец он пригласил его к себе. Творец откинул портьеру, и Гуансюй увидел новое детище своего друга: четверых живых людей, которые, казалось, вот-вот сойдут с места. Первой была хрупкая, изящная женщина: с одной стороны, было понятно, что ей много лет, но с другой – в ней было что-то неизменно детское. На коленях её лежал младенец и спал сладким сном; в левой руке её была раненая птица – чайка, которая сидела смирно, наклонив голову; в правой же руке она держала большой шар, полый внутри.

– Это четыре главные добродетели, – пояснил Эрлай. – Женщина – мудрость. Её детские черты лица и ребёнок на коленях – символ того, что самое мудрое существо – младенец; он радуется каждому дню, познавая новое, безгрешен и ещё не искушён в интригах жизни: он любит каждый предмет и каждое живое существо. Раненая птица означает смирение: мудрый человек никогда не ропщет на судьбу. А шар в руке – то, в чём отражается истина – самое главное в жизни. Мудрец отличается от большинства тем, что видит истину невооружённым глазом и не сомневается в ней.

Второй была высокая, мощная женщина-амазонка в одежде воина. Она держала меч, которым собиралась обрубить головы страшному девятиглавому дракону, что лежал у её ног. Эрлай рассказал, что торжество правды, приходящей свыше, иногда кажется жестоким, но возмездие за совершённое зло всегда заслуженно. Это был образ справедливости. Третьим был грозный воин в латах и шлеме с поднятым вверх копьём; он олицетворял мужество. И, наконец, завершал эту плеяду героев, на первый взгляд, абсолютно обыкновенный крестьянин в простой одежде и в лаптях. Он держал кувшин (видимо, с водой) и небольшой кусок хлеба – большего ему не было нужно. Он был воплощением умеренности во всём.

Гуансюй не мог подобрать слов, чтобы выразить своё восхищение; впав в эйфорию, он бросился обнимать и расцеловывать друга.

– Но я не могу показать это на выставке, – почему-то, придя в себя, сказал Гуансюй. – Это произведение на религиозной основе. Как я скажу об этом людям?! В нашей стране это жестоко карается.

– А скульптуры не надо никак описывать, комментировать, – успокоил его Эрлай. – Всё равно каждый понимает творчество по-своему. Если твоя девушка – действительно такая тонкая натура, как ты рассказывал, она всё поймёт и оценит без слов.

Ожидания Гуансюя оправдались; от счастья он вознёсся на девятое небо, то и дело напевал песни и был счастлив, что любимая вернулась к нему. Тем временем четырёхлетнее обучение Эрлая подходило к концу; он был безоговорочно признан самым перспективным выпускником года. Часто по ночам Эрлай не мог заснуть: он думал о том, по правильному ли пути движется. Иногда его сомнения казались ему глупыми: для чего же, если не для этого, он родился? Для чего четыре года разрывался между работой и учёбой (параллельно он подрабатывал таксистом, так как надеяться, кроме себя, ему было не на кого) и лишь изредка выбирался на каникулах к бедно живущим родителям? Но, с другой стороны, он был не просто скульптором, а человеком, у которого была СВОЯ ПРАВДА: он хотел, чтобы другие если не согласились, то хотя бы услышали бы её! Он не мог подавить в себе источник творчества не для заработка, а для души: для него это была религия. А быть честным для Эрлая означало вступить в конфликт с государством и сломать себе жизнь. Но он не хотел со временем превратиться в бездушного ремесленника, что обтёсывает камень и что-то лепит из глины лишь ради денег. Он думал: может, отказаться от своего призвания? Ведь он не сможет всю жизнь врать себе и работать вполсилы. Его терзали противоречия, и неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы не один телефонный звонок. Сначала Эрлай ушам своим не поверил: директор сообщества «Изящество и глубина», Цзе Мейхунь, приглашал его на работу. От ректора училища он узнал, что его ученик – стоящий специалист, и поэтому, несмотря на молодость, ему самое время начинать работать в организации с мировым именем. По тону Мейхуня была понятна его заинтересованность в Эрлае. Не помня себя от счастья, юноша согласился и договорился о выходе на работу в следующую среду.

В понедельник, когда оставалось два дня до того, как Эрлай начнёт работать по профессии, к нему домой заглянул его друг. Гуансюй убедил Эрлая, что для него будет не лишним познакомиться с будущими коллегами в неформальной обстановке; он и сам желал видеть людей, до которых, он думал, ему расти и расти. Вечеринка должна была состояться у Мейхуней в тот же день, в восемь часов вечера. Там ожидалось собрание всего цвета – тридцати человек, занимающих на работе особое положение; при перечислении фамилий хотелось Эрлаю почтенно склонить голову в благоговейном молчании. Но Гуансюй сообщил Эрлаю новость, которая стала для него сюрпризом: это была не простая вечеринка, какие случались в том доме каждую пятницу, а особенная – ожидалась помолвка Гуансюя с Уцзифей, дочерью Мейхуня. От этого Эрлай загорелся ещё больше (ему хотелось лично увидеть это событие в жизни друга) и вечером отправился к Мейхуням.

Каково же было его разочарование, когда он ступил на порог этой квартиры! Комнат в ней было семь или восемь; все сидели в большой гостиной, в которой было ужасно накурено. Всюду сидели безразличные ко всему, кроме своей персоны, заплывшие жиром мужчины с бокалами красного вина. Это показалось Эрлаю отвратительным, и взгляд его обратился к женщинам: это были кокетливые дамы лет сорока, которые следовали моде для двадцатилетних, и шестидесятилетние, которые в красоте пытались состязаться хотя бы с сорокалетними. Общими чертами женщин были вызывающие наряды и вульгарный раскрас, а также их пустые разговоры.