Олег Демин - Вибрация

О колебаниях или вибрациях известно давно. Современный мир использует их вроде бы широко: в музыке, акустике, радиоэлектронике. Перечисляя список, в конце его обнаруживаешь вдруг странность – он оказывается небольшим. Область применения вибраций всего ничего, и дальше малых токов почти не идет. В оставшихся сферах с ними предпочитают бороться.

И это при том, что каждая частица природы обладает собственными колебаниями. Они одна из причин, по которым все в этом мире отличается друг от друга. Именно в них заключается самое главное – жизнь.

Странно было осознавать, что никто до Головина по большому счету всерьез этим не занимался. Использование только двух характеристик – частоты и амплитуды вибраций – давало при комбинировании столько данных, что хватало на половину науки.

С каждым днем сидения за приборами Головин все сильней понимал, что открывает любые двери, от медицинских до геофизических. Желание эти двери пнуть становилось уже буквальным.

Смущало лишь отсутствие результатов. Поняв, что Маша с Андреем его обманывают и лишь имитируют нужный процесс, Головин посчитал, что имеет право на ответные действия.

Он называл это методом провокации – что-то вроде подкладывания канцелярской кнопки на стул. В качестве оной Головин использовал четыре изолированных проводка.

Отрицательный результат тоже результат. Измеряя параметры основных колебаний, он заметил и дополнительные – зыбкие, но постоянные. В зависимости от состояния объектов частоты эти бывали разные. Иногда они совпадали, и синусоиды резко подскакивали.

Резонанс. Именно он заинтересовал Головина.

Первый ток, который он запустил в провода, был совсем небольшим.

Ой… – подумала Маша. Андрей вздрогнул и перестал дремать.

Аспирант сидел в паре метров, вперившись в монитор. Провода шли под одеяло, под которым находились двое. Отношения между ними высвечивались на экране. Пик, которого он ожидал, взлетел выше нормы.

Объяснений этому не было. При наложении одной частоты на другую резонанс был слишком значительным. То, что скачок превысит сумму двух амплитуд, не удивляло. Все равно что удар под колено – последствия от него сильней самого удара. Но не настолько.

Ситуация провоцировала нечто большее, чем просто скачки синусоиды на мониторе.

Через несколько дней это большее произошло:

Что-то сработало, по телам прошел импульс… – и Маша зависла в воздухе.

Длилось это доли секунды, но время остановилось.

Андрей и Головин, каждый со своей стороны, смотрели, не в силах пошевелиться.

Лодка качнулась.

Левитация Маши был единственной. Затяжной удар током – и Андрей увидел парящую над ним Машу. Помимо удивления и боли вспоминалось и что-то еще.

Удовольствие.

Он закрыл глаза.

Клева не было. Вода на поверхности плавилась, и те, кто еще шевелил плавниками, спускались на глубину. Но сигнал от лодок и тянущихся вниз снастей настигал их и там. Это была опасность, и она могла стоить жизни.

В одном лишь месте тревожного фона не было. Умиротворяющие флюиды шли от темного покачивающегося пятна, вокруг которого растекался свет. Подняться наверх, чтобы глотнуть воздуха, можно было только туда.

Андрей заметил, как кто-то дернул снасть. Потянув, после задумчивого сопротивления вытащил на поверхность леща. Тот выглядел индифферентно – дал довести себя до лодки, после чего, поняв, что его не очень-то и хотят, отпустил крючок и с осознанием значимости удалился. Эмоции выдал лишь хвост – прощальный всплеск вышел бурным и оглушительным.

Это заметили уже все.

С юга снова дохнуло злом.

Трое, знакомые по обыску лаборатории, направлялись ко входу в НИИ.

Один из них сверил вывеску с надписью на бумажке. Судя по наименованию, институт относился к заштатным. Это читалось и в поведении гостей – они не совершали маневров, говоривших о подготовке визита, и не таились, а просто подъехали к обшарпанному зданию на обычной «Волге» и зашагали к дверям.

Охрана не вызвала затруднений, хватило лишь недвусмысленной реплики и служебной ксивы в окошко. Единственное, на что сподобило стражу – предупредить об обеденном перерыве.

Поднявшись на нужный этаж, гости преодолели проход и открыли обычную без кодовых премудростей дверь.

Это была снова лаборатория. Аппаратуры в ней оказалось немного, да и та смотрелась непрезентабельно. Как и сотрудник, копавшийся в углу с антикварным прибором.

– Вам кого? – он повернул голову.

– Вы Дудинский? – вопросом ответил человек в сером.

– Я, по какому делу? – Дудинский с недоверием оглядел незнакомцев.

Человек в сером вынул удостоверение.

– Мы из службы безопасности.

– Какой, простите, безопасности? – Дудинский сощурился.

Стало заметно, что он не так уж замшел, как кажется. Как и лаборатория – в дальнем углу виднелись коробки, надписи на которых означали явный хай-тек.

– Той самой… – человек в сером, не дав рассмотреть документ, протянул распечатку.

– Вам знакомы эти записи?

Дудинский взял стопку.

– Чертовщина какая-то… коитус, либидус… по-моему, вообще не наш профиль.

Человек в сером перевернул лист и показал фамилию.

– Автора тоже не знаете?

Дудинский пожал плечами.

– Работал у нас… у них, недолго. Может и сейчас там. А зачем он вам?

Реплики, которые давались ему отчего-то с трудом, прервал звонок телефона. Он тут же снял трубку.

– Да, я… Погоди, тут пришли… – договорить не успел. Один из вошедших нажал клавишу аппарата. Официальная часть визита закончилась.

Обед продолжался.

На подходе к вахте человек в сером сдавил Дудинскому руку. От нажатия импульс направился в мозг и предплечье ослабевшего вдруг завлаба. С выражением благости на лице Дудинский проследовал с провожатыми к выходу.

Андрей проводил взглядом леща.

Парение в воздухе оказалось финалом. Головин достал им путевки в профилакторий, попросил не болтать об опытах и уехал.

Появилось время прийти в себя. Случай с невесомостью перевернул все с ног на голову. То, что выглядело безумием, дало результат, к которому они оказались причастны. Ощущение было, словно при зачислении в космонавты.

По возвращении в общежитие выяснилось, что это не так. Паганелево оборудование пропало. Исчез и сам Головин. Не звонил и на звонки не отвечал. Ночевать приходил лишь изредка, объясняя занятостью в лаборатории, по которой все больше отмалчивался. Или врал, неумело и без стеснения.

И они задергались. Затея, в которой никто из них ничего не смыслил, кажется, зацепила. Непонятно чем… впрочем, понятно – скорее всего интригой.

А еще было то, в чем они себе не признавались – хотелось снова поймать невесомость. Было в этом что-то от наркозависимости. Кто-то подсаживается на иглу, кто-то на одноруких бандитов, они подсели на неизвестно что.