Дмитрий Гаврилов - Американские горки. Рассказы и повести

Непогода тем временем приближалась, и вскоре небо затянуло огромной тучей. Полило как из ведра, и пара остановилась посреди поляны.

– Давай здесь, – мужчина, весь чумазый с головы до пят, потянулся с поцелуем.

– Подожди, сначала – грибы. Ты только посмотри, как много опят! – завороженно огляделась по сторонам Кассиопея Игоревна. – Эх, нажарим…

– Ты совсем дура, что ли? – всё, включая приподнятое настроение, у Никитки разом так и упало.

– Да. У меня и справка есть, – дама извлекла из кармана плаща и протянула бумагу с треугольной фиолетовой печатью специализированного медицинского заведения. – На, читай.

– Форма номер… Вот едрить-колотить… А я, тупица, всё думаю, что ж с ней не так! – Ермолаев выхватил из рук ненормальной корзинку и замахнулся, чтобы больно ударить, но сжалился над убогой и передумал. – Не звони мне больше!! Никогда!!!

Мужчина стремительно вернулся на дачу, мстительно справил малую нужду в вазу с полумёртвыми флоксами, чем ненадолго оживил их, выкатил со двора авто и не солоно хлебавши устремился в город.

Кассиопея же Игоревна тем временем самозабвенно срезала перочинным ножичком добычу и складывала её в кузовок…

Лампа на приборной панели, не мигая, горела уже с полчаса.

– Надо бы топлива долить, – сообразил, наконец, раздосадованный Никитка и свернул на популярную сетевую заправку. – Полный бак девяносто пятого, пожалуйста.

– Наш фирменный, «Супер Спиди Форсаж», не желаете попробовать?

– Нет.

– Стёкла протереть?

– Нет.

– Фары?

– Нет.

– Незамерзайка?

– Ты дебил? У тебя в мозгу снег выпал? Ты где зиму увидел? Какая незамерзайка? – рассвирепел Ермолаев.

– Ой, неувязочка, – услужливый работник заливисто расхохотался и принялся откручивать непослушную крышку бензобака, с теплотой вспоминая о лежащем в шкафчике раздевалки недокуренном косяке.

Оплатив бензин, всё ещё злой, как собака, Никита Тимофеевич направился к машине. Тут он краем глаза заметил, как на противоположной обочине затормозил мотоцикл с коляской. С него слезла неуклюжая, похожая на винный курдюк женщина в танковом шлеме и потрясла выбивавшимися из-под головного убора намокшими, длинными, седыми патлами.

Лицо наездницы показалось Никитке до боли знакомым. Его мозг начал судорожно перебирать отложившиеся в голове женские образы и вдруг… Бинго!

– Не может быть… Ашхен? Да, ладно! Ну и уродина! Как же я смог тогда? – парень поморщился. – Фу-фу-фу!

В этот момент кто-то потянул Никиту за рукав. Он обернулся.

– Узнаёшь меня, белобрысенький? – позади стояла старая, беззубая цыганка. В её сильно поредевшей, но, по-прежнему, на удивление чёрной шевелюре алела роза, а в скрюченные прогрессирующим артрозом пальцы буквально вросли кольца.

– Нет.

– Я гадала тебе, когда ты был маленький. Помнишь?

– Да ни лешего я не помню!

– Ну, как же? – зашамкала пророчица. – Ты забыл, как бежал за мной из деревни до самого леса? Я тебя ещё предупредила, что знать судьбу наперёд опасно, что гадания мои сбываются… Ну же… Вспомнил?

– Не-а.

– Что, вообще?

– Абсолютно!

– Ну, как так-то? Я тебе ещё нагадала, что будет у тебя роман с дамой треф, чьё имя начинается на «А». Но он закончится для вас обоих казённым домом, точнее – больницей. Потом предназначенная тебе суженая случайно собьёт на мотоцикле твоего кровного родственника. То ли отца, то ли брата? Нет, точно, брата. Пройдёт много лет. Ты с ней случайно встретишься и обретёшь в её объятиях большое личное счастье.

– Да? Вы полагаете?

– От судьбы не уйдёшь! Уж поверь…

В этот миг всё в мозгу у Никиты Тимофеевича встало на свои места, и картина мира полностью прояснилась. Он снова посмотрел через дорогу. Теперь и Ашхен увидела его и, вероятно, узнала, потому что приветственно замахала руками и бросилась, как очумелая, навстречу.

– Никитка! – заорала она во всё горло. – Ники…

В этот момент вдову полковника Карапетяна на полной скорости насмерть сбил автобус. Водитель остановил многотонную машину только метров через сто, и на мокрый асфальт, причитая и ища поддержки у господа, не организованно, в ветхих артистических костюмах поверх морщинистых тел высыпали старые-престарые лилипуты из гастролирующего шапито.

– Слава богу, бабка, что хреновая из тебя гадалка получилась! – выдохнул с облегчением Никитка, и, бравурно насвистывая «Очи чёрные», отправился с распростёртыми объятиями от всего сердца благодарить лилипутов.

Увидеть бабье лето в столице и её окрестностях той ненастной осенью в самом начале восьмидесятых годов прошлого века народонаселение уж и не чаяло. Ёжившиеся от всепроникающей мороси и тщетно силившиеся перепрыгнуть бескрайние лужи даже самые терпеливые граждане что есть мочи кляли небесную канцелярию, а закоренелые атеисты и вовсе принялись молить о зиме, хотя сентябрь только-только разменял третью декаду. Тут природа-мать, наконец, сжалилась: по ночам запахло заморозками, и Гидрометцентр предупредил о гололедице. Но вопреки прогнозам непогрешимых советских синоптиков аномальные муссоны средиземноморского бассейна погнали царствовавший над Ближним Востоком жаркий антициклон на север, и шевелюры москвичей и жителей области, наконец, взъерошили ласковые лучи солнышка. Страдавшим от алопеции запоздалое тепло тоже было по душе, ибо позволяло уйти на зиму с загорелыми лысинами.

Остаться безучастным к такой климатической идиллии никак не мог второгодник из четвёртого «Б». Педагогический коллектив школы, буквально сходивший с ума от его проделок, и родители, давно наплевавшие на невозможное чадо, называли сорванца исключительно словом «гадёныш», иногда вставляя перед ним определение «конченый». Таким образом, имя и фамилию малолетнего негодяя история не сохранила, зато от пересказа его деяний местный люд содрогается до сих пор.

Резонно рассудив, что уроков математики и пения в его жизни будет ещё навалом, белобрысый шалопай посчитал форменным расточительством провести следующие два часа в душном помещении. Благодаря врождённому дару убеждения и костлявым кулачишкам, точно бившим по болевым точкам несговорчивых оппонентов, он весьма доходчиво втолковал однокласснику Кирюше, почему им именно сейчас просто жизненно необходимо отправиться за выстроенные на месте старой дворянской усадьбы гаражи, что граничили с заилившим графским прудом.

Роскошный при кровавом царизме, ныне водоём являл собою жалкое и унылое зрелище. Заросший у берегов камышом и водорослями и на две трети покрытый ряской, он норовил вот-вот превратиться в болото, а позже и вовсе – в топь.

– Короче! – зашептал паразит в самое ухо друга, озираясь по сторонам. Сделал он это специально, чтобы собеседник ощутил причастность к некой огромной тайне. – Идти надо сейчас, пока тепло и предки на работе.