Александр Казакевич - Я – счастливый Дед Мороз!

– А долго будет трапеза идти?

– Пока последний человек все не съест.

А чтец все читал. Мои спутники с ужасом посмотрели на огромную гору вареной картошки на своей тарелке. Попытались осилить хотя бы несколько ложек – ничего не вышло. Большинство уже доедало свои порции, а моим казалось, что все на них смотрят и ждут, когда они завершат трапезу.

Оказалось, аппетит моим сотоварищам перебил характерный запах со скотного двора. Ничего не смогли с собой поделать московские мальчики; хоть и очень проголодались, но еда им в этот раз была не в радость. Погибающих телевизионщиков спас благочинный, который куда-то отлучался по делам:

– Зачем вы тут ели? Здесь надо было только снимать. Мы для вас специальный стол накрыли.

Этим специальным столом я, только что отобедавший в трудницкой вермишелевым супом, квашеной капустой и картошкой, мог лишь любоваться сытым взглядом. А ребята, наоборот, жадно наверстывали упущенное: жареная картошечка, рыбка, салатики из личных запасов повара, грибочки разных видов… После трапезы я снова начал донимать благочинного насчет телесъемок:

– Отец Владимир, не можем вернуться с одним только вашим интервью! Надо, чтоб в репортаже еще кто-то из братии говорил, а лучше, если несколько человек!

– Да вы этим только смутите братию. Не нужно вам брать интервью.

– Даже настоятель нам несколько слов не скажет?

– А вот он идет, сейчас у него спросим.

Настоятель посмотрел на нас по-доброму, поздоровался, стал рассказывать про монастырь. Оператор решил тихонечко его в это время подснять. Отец Венедикт махнул на него ручкой и говорит:

– Не снимай ты ничего сегодня, лучше посмотри, какая у нас здесь красота кругом.

И сразу после этого что-то случилось с камерой. Я-то думал, что у нас репортаж про предрождественскую жизнь обители был уже в кармане и оставшееся время мы проведем именно в любовании красотами, но оператор Максим вынес свой приговор: кассета бракованная, надо переснимать буквально все!

Вот что значит запрет настоятеля! Даже ласковый!

Световой день закончился, и мы на машине вернулись в Козельск. Искать ночлег. Это было бесполезно. Попытались снова постучаться в офицерское общежитие. Получили от ворот поворот.

Не ночевать же в машине! Стали спрашивать людей на улице, не сдаст ли кто угол для съемочной группы на одну ночь. На это неожиданно решился прапорщик, который дежурил на здешнем КПП: все равно он ночью на службе, а по триста рублей с человека ему не помешают.

А утром снова со всеми вещами стояли под монастырскими воротами и с поста дежурного вызванивали благочинного монастыря. Все чувствовали: Оптина, как неожиданно открылась для нас, так же взяла и закрылась. Благочинный объявил, что плохо себя чувствует и не придет, что у нас уже достаточно материала снято, а если чего-то не хватает, то мы сможем сами выйти из положения.

Что делать? Без сопровождающего с нами здесь вообще никто разговаривать не будет, а нам надо все переснимать из-за бракованной кассеты. Но я уже знал золотое правило, которое подходит для каждой обители: начинаются трудности – иди сначала в храм, а потом на кухню!

Мы так и поступили.

Кухня нас, действительно, выручила. Как раз здесь шла самая бурная подготовка, и повар с радостью демонстрировал все, чем порадует братию в день предстоящего Рождества. Праздничное меню уже было составлено. После ночной службы на разговении монахов ждало замечательное пиршество: селедка под шубой и оливье, уха из монастырского карпа и эксперименты года – зразы с шампиньонами, грибы, фаршированные сыром, торты и пироги. Чтобы праздничных блюд хватило всем, кухня прерывала свою работу только во время церковных служб. Даже ночью часть людей оставалась для того, чтобы все успеть. Ведь первое угощение, когда оптинская братия переступит порог трапезной, понадобится в четыре утра. Тогда братию будет ждать молочный супчик, обязательное яичко, пирожок и специальное блюдо, которое на праздники в Оптиной готовится каждый год: какао – которое оптинские чернецы очень любят. Это их маленькая слабость.

Такая же бурная работа кипела в просфорне. Просфорок к празднику нужно много, их количество в эти дни измерялось на штуками, а ящиками. Посчитали, что семи ящиков будет достаточно.

Главной нашей спасительницей стала матушка Пантелеимона, которая больше пятнадцати лет каждый год приезжает на Рождество в Оптину, чтобы на всех приготовить самое знаменитое монастырское угощение: оптинские пряники. Я так обрадовался этим пряникам!

И мне тогда, конечно же, было неведомо, какое значение пряники, которые выпекались здесь к Рождеству, будут иметь для моей жизни, да и для жизни других людей всего через несколько дней!

Матушке Пантелеимоне для стратегически важного угощения монастырь выделял на этот день с десяток помощниц. Они замешивали тесто, готовили глазурь, выкладывали тесто в формы – около двух тысяч пряников у них должно получиться. И даже этого считалось мало, но в Оптиной в те годы были большие проблемы с продовольствием. Две тысячи пряников – это самое оптимальное лакомство, что можно было приготовить к празднику из того количества муки и сахара, которым располагали в обители. Да и пряники на Рождество здесь завелись от необходимости: в самые первые годы после возобновления молитвенной жизни в обители средств не было. Несмотря на скудость бюджета, паломников в честь Рождества все равно надо было чем-то одаривать. Свои молоко, муку и мед здесь получили только через пару лет. Вот и начали печь такое лакомство. Годы прошли. Жизнь в Оптиной стала посытнее. Но пряники на Рождество все равно обязательно пекут. Теперь это уже знаменитая оптинская традиция.

Матушка Пантелеимона своих помощниц держала в строгости, не разрешала им особенно разговаривать, властно пресекала всякую суету. У нее все четко: молитву прочитала, святой водой всех окропила, ингредиенты проверила, нагоняев дала… Особенно доставалось жизнерадостной, активной женщине из Москвы, которую матушка смиряла, как непоседливую школьницу. А нам повезло! С нами она была обходительна и в конечном счете просто спасла нашу работу. А напоследок матушка Пантелеимона даже проверила, чтобы рецепт рождественских оптинских пряников я правильно записал и ничего не перепутал. Я этот рецепт тогда сразу запомнил на всю жизнь. И он меня много раз выручал: полтора стакана муки, полстакана меда, одна чайная ложка гашеной питьевой соды, две столовых ложки сахарного песка, тридцать граммов сливочного масла, четверть стакана воды, четверть лимона; сварить сироп: налить в кастрюлю воды, положить сахар, мед и кипятить, пока не растворится сахар (можно взять покупной сироп); снять кастрюлю с сиропом с огня, всыпать в нее три четверти от общего количества просеянной муки и быстро перемешать так, чтобы получилось густое тесто (в обители из-за больших объемов это делают машины); когда тесто остынет до комнатной температуры, положить в него размягченное сливочное масло, соду, предварительно смешанную со столовой ложкой муки, оставшуюся просеянную муку, цедру лимона; все месить, пока тесто не станет однородным, раскатать скалкой на столе, посыпанном мукой, сформировать прямоугольный пласт толщиной около одного сантиметра, снова посыпать мукой и вырезать из него фигурной выемкой пряники; уложить их на смазанный маслом лист, смазать сверху яичным желтком и выпекать в духовом шкафу.