Исаак Ландауэр - Шизофрения. Том 2

Домой, где унылые стены напоминали бы об оставленном только что манящем четырёхугольнике её комнаты, идти не хотелось, и он отправился в знакомый круглосуточный сетевой ресторан, чтобы, сидя за баром, коротать часы хоть бы и до самого рассвета, лишь бы ощущать рядом какую-то суету, отдалённо напоминающую жизнь. То, что на Тверской отдаёт столичным заведением, в спальном, далеко не западном районе Москвы превращается в обыкновенный кабак, где время от времени, развлекаясь мордобоем, шумно прогуливают тяжким трудом заработанные деньги обитатели соседних многоэтажек, чтобы в угаре редкого праздника, даже и выбросив на ветер половину месячной зарплаты, но всё же почувствовать себя хозяином положения и жизни в целом, затем сесть в глубоко подержанный Х5, знакомыми дворами на пьяном автопилоте добраться до дома и в полночь, как и положено, вернуться из сказки в суровую реальность квартиры родителей, где занимаешь с женой и ребёнком отдельную комнату, хотя тебе уже давно перевалило за тридцать лет.

Сегодня, как назло, вместо привычных работяг гулял, несмотря на будний день, так называемый предприниматель средней руки, как правило, владеющий парой автомоек, палаткой «Куры гриль» и павильоном три на четыре, забитым под завязку дешёвой китайской дрянью. С ним была компания из трёх мужчин и водитель, который вследствие отсутствия на месте подходящих для знакомства девушек, то и дело отлучался, чтобы привезти очередную пассию. Накачавшийся босс, по-видимому, жаждал явить дамам вершины собственной мужественности, а потому без всякого повода, но зато регулярно отвешивал водиле смесь пощечины и оплеухи, в ответ на что дисциплинированный подчинённый лишь ещё более углублялся в заказанный ему от щедрот салат. Коллектив, однако, был на его стороне и, предвидя очередную попытку самоутверждения, бросался успокаивать разбушевавшегося пьяного мачо, который, вняв наконец уговорам наиболее симпатичной блондинки, лишь потрепал мальчика для битья по щеке. Смотреть на это было противно, к тому же шансы принять участие в пьяной бессмысленной потасовке возрастали с каждой минутой, но подходящих мест поблизости не было, да и не хотелось лишний раз праздновать труса, хотя, казалось бы, что предосудительного в желании избежать неравной драки.

Михаил, впрочем, считал, что грань между разумной осторожностью и трусостью слишком тонка, чтобы рисковать её нарушить, если ситуация весьма неоднозначна. От такого вот невинного отступления, – рассуждал он, – недалеко и до того, что станешь убегать, заслышав любой пьяный рев, и превратишься в совершенное ничтожество. Как бы в подтверждение этой истины два передних зуба у него были немного треснуты в результате столкновения с похожей компанией. Однако чувство опасности, как минимум, отвлекало его от мыслей об Ирине, а это одно уже стоило риска получить в сухом остатке слегка испорченную физиономию. Присутствие одинокого посетителя ожидаемо не осталось незамеченным, и спустя не более получаса окончательно опьяневший герой вечера встал, облокотившись на голову послушного водителя, из-за стола и неуверенной походкой, держась рукой за барную стойку, направился к Михаилу.

– Как звать? – вместо приветствия обратился он. Неглупый ход, позволявший безболезненно выяснить степень готовности жертвы дать отпор, поскольку, не являясь за барной стойкой прямым оскорблением, такое обращение позволяет в зависимости от ситуации как развить конфликт, так и, перекинувшись парой дежурных фраз, ретироваться.

– Михаил, – последовал лаконичный ответ.

– Да ну, на, – и, выдав подряд с десяток матерных слов, новый знакомый протянул руку, – тёзка!

– Действительно неожиданно, – уклончиво ответил мало осчастливленный подобной новостью, но ситуация уже вышла из под контроля.

– Чего сидишь, скучаешь. Давай к нам, я днюху брата отмечаю. Братан сам в Канаде живёт, ну так я хоть без него, но не пропущу такой день, – русский человек может полезть в любую авантюру, сподличать, настучать, убить, но отказаться от радушного искреннего приглашения – выше его сил, и, что-то бормоча несвязное про работу утром и строгого начальника, Михаил, тем не менее, был шаг за шагом увлекаем к новым горизонтам. Его представили, пожали руки, усадили, налили и через десять минут в лучших традициях отечественного застолья считали в доску своим. Окончательно примирил его с действительностью тот факт, что регулярно оскорбляемый шофёр оказался хорошо пристроенным дальним непутёвым родственником хозяина торжества, и периодически в лучших сельских традициях напиваясь, ставил подчас тёзку в самое неудобное положение, за что и получал регулярно в репу, поскольку о существовании иных способов коммуникации сей деревенский труженик банально не знал.

Сам же Михал Борисыч оказался приятным жизнелюбом, которого редко теперь встретишь на просторах столицы, употреблял, несмотря на веяния нового времени, исключительно водку, жрал от пуза, слышать не хотел про диеты и всякую умеренность, души не чаял в обоих сыновьях, с детства игравших в одной хоккейной команде, любил жену, хотя девушками помоложе тоже не брезговал, и в целом умел радоваться жизни как никто другой. Компания подобралась соответствующая, так что к началу третьего ночи все без исключения перепились в буквальном смысле до одури, одна из приглашённых дам околобальзаковского возраста, упав нечаянно под стол, зачем-то принялась расстёгивать герою вечера брюки, упорно игнорируя тот факт, что сам он благополучно к тому времени дремал, положив голову на плечо такого же пьяного водителя, другая фея, возомнив себя венцом сексуальности, для чего-то с собачьим упорством облизывала Михаилу шею, и, ощущая, как скапливавшаяся густая слюна плавно сползает вниз, он вдруг почувствовал, что веселье затянулось.

Не рискуя объявить во всеуслышание об уходе и сославшись на необходимость срочно пойти в туалет, облокотившись на руку услужливого официанта, он вышел на воздух, где по счастливой случайности, несмотря на поздний час, оказалось припарковано такси. Вопреки стараниям водителя-узбека они весьма быстро добрались до места, которое по выходе из лифта оказалось дверью квартиры Ирины. Заблевав для пущего эффекта холл, страстный любовник каким-то чудом всё-таки проник в желанный дом, непосредственно под душем разделся и, съев, как истый джентльмен, полтюбика зубной пасты, завалился спать, не забыв положить руку на аккуратную грудь любимой.

Неисповедимы пути Господни, – сказал некто, видимо, не знакомый ни с одной женщиной, потому что, проснувшись утром от пищавшего, как оказалось, целый час будильника, Михаил обнаружил ключи от квартиры и полную нежности извинительную записку, извещавшую благородного рыцаря о том, что дама его сердца отправилась в фитнес-клуб и салон красоты, чтобы тем красивее предстать перед ним вечером. Было почти восемь, и, выпив кружку обжигающе горячего чая, новоиспечённый гражданский муж бегом устремился вон, думая лишь о том, как не опоздать на работу и донести до офисного туалета взбудораженное приёмом горячей жидкости содержимое бунтующего желудка. Обе операции, к счастью, ему удались, и, потягивая за закрытой дверью тройной крепости растворимый кофе, он безуспешно старался вспомнить, каким же изощрённым способом очутился в желанной постели. Отчаявшись установить истину, Михаил вернулся к насущным проблемам, то есть, позвонив и, как всегда, разбудив Сергея, уточнил, будет ли тот свободен на выходных, чтобы, съездив в гости за город к общему другу, в спокойной обстановке детально обсудить дальнейшее. Получив утвердительный ответ, он вдруг несказанно обрадовался, но не сговорчивости товарища, а перспективе всего через несколько жалких часов снова увидеть ту, которой уже решил посвятить всё без исключение свободное время до отъезда к Андрею, впервые позволив себе роскошь отложить работу без веской на то причины.