Исаак Ландауэр - Шизофрения. Том 2

Размышляя над создавшейся не слишком приятной ситуацией, Стасик прикинул, сколько времени займёт превращение изрядно полноватого, дряблого от вечного сидения за книгами тела в бойцовскую форму, нарисовал в воображении картину беспрестанных унижений на протяжении следующих пары лет и, сделав вполне соответствующие трудности задачи выводы, захватил на следующий день в школу небольшую кочергу для камина в гостиной. К постигшим его неудачам, таким образом, прибавилась репутация буйного агрессивного ребёнка, не способного контролировать приступы жестокости, так что насилу оставили в школе благодаря родительским связям, зато уж отец, видя, что устные, как говорится, формы воздействия не производят должного эффекта, решил забросить гуманистическую европейскую модель воспитания в пользу хорошо знакомого с детства солдатского ремня, которым и отходил чресла нарушителя школьного спокойствия.

Образование Стасика таким образом завершилось окончательно, и тот превратился в запуганного стеснительного ребёнка, боявшегося сказать лишнее слово и привыкшего в жизни обходиться ничтожно малым. Даже бунт созревающей юношеской плоти, жаждавшей выхода, он оформил лишь в виде начертанного от руки контура тела женщины, сопровождавшегося коротким призывом: «Хочу е_аться, вот!» Эту прокламацию, что характерно, написанную с правильной пунктуацией, Стасик носил в трусах до самого выпускного, столь нехитрым образом удовлетворяя эстетические потребности своего взрослеющего эго, оставаясь для одноклассников извечным предметом насмешек и грубых шуток, а для учителей сделавшись лишь способом дополнительного заработка посредством репетиторства, так что презрение окружающих со временем стало для него привычным антуражем.

Один лишь физик увидел в нём проблески способностей, когда в шестом классе случайно застал известного тугодума за разбиранием оставленных на доске записей, и выяснил, что юный Эйнштейн в период полового созревания почитывает не одни лишь порножурналы, но и тут отцовская мудрость помешала развиться, быть может, изрядному таланту.

В результате на него махнули рукой уже абсолютно все, и выросший практически в одиночестве, он был безмерно счастлив, когда по окончании престижного вуза его приняли в компанию местной золотой молодёжи, хотя бы и в качестве лишь без меры забавного шута. Привыкший к оскорблениям, он со временем перестал находить в них что-либо неприятное, утешая себя мыслью, что хотя бы чисто физически ему это ничем не грозит. Фактор немаловажный для того, кто ещё ребёнком прочувствовал на собственной шкуре силу родительской ласки, выраженную в бьющей с оттягом стальной пряжке ремня, навсегда зародившей в нём бессознательный, панический страх перед болью. Оставалось лишь догадываться, какая бездна достоинств могла бы развиться из характера, не обозлившегося на весь мир за двадцать лет непрекращающихся издевательств и унижений, которые другого вполне могли бы превратить в кровожадного садиста или маньяка. Неизменные отзывчивость и готовность помочь снискали ему славу совершеннейшего простачка, но как были бы удивлены нацепившие на него этот ярлык оригиналы, узнай они, как безошибочно определял он все их слабые струны, комплексы и страхи. С таким багажом можно было попробовать сделаться дирижёром этого разрозненного оркестра самовлюблённых душ, но Стасику претила роль закулисного манипулятора: лишённый с детства любви, он лишь в ней видел достойный венец собственных усилий, оставаясь равнодушным к производным тщеславия. Его душа отказывалась принять очевидность простой жизненной истины – дорога к светлому чувству лежит через море в лучшем случае коварства, а в худшем – и вовсе самого обычного дерьма.

Заняв громадный диван в зале с более спокойной музыкой, Сергей попросил заехать на часок «посидеть» Михаила, которого нетрудно было заманить куда-либо обещанием хорошей выпивки, и принялся за организацию обещанной компании дам. Выхватив взглядом из ряда скучавших за барной стойкой девушек наиболее симпатичную, он быстро подошёл к ней с невинным предложением знакомства, которое удобнее было бы продолжить за вместительным диваном, вместо того чтобы ютиться на округлости высоченного стула, когда услышал в ответ неожиданное: «Запросто, Серёж, тем более что мы уже знакомы – достаточно близко». Судорожно перебирая в памяти лица деливших с ним последнее время постель девушек, он в то же время продолжал демонстрировать жизнерадостную самоуверенность, увлекая за собой, как выяснилось, давнюю подругу, быстро передал её с рук на руки покрасневшему то ли от смущения, то ли отходняка кавалеру, галантно раскланялся и прямо-таки упорхнул на танцпол, чтобы дополнить комплект и заодно припомнить обстоятельства загадочного первого знакомства. И если первое далось ему без особых усилий, то приятные воспоминания, несмотря на все старания, так и не вернулись, а потому, ведя под руки двух на вид недавних жительниц столицы, он на всякий случай нацепил маску трагической меланхолии, чтобы при случае иметь повод избежать слишком рьяного допроса – с переживающего горькую утрату какой спрос.

Они сели, заказали коктейли, и начались привычные, до боли надоевшие расспросы, сопровождающие любое клубное знакомство, в этот раз для разнообразия прерываемые иногда неожиданными возгласами Стасика, вроде таинственного: «Да ну на фиг» в ответ на то, как одна из них назвала себя Алиной, или глубокомысленного: «Не знаю, что и сказать», когда официант продиктовал ему для верности только что сделанный заказ. Поскольку к Сергею знакомый бармен подошёл лично и услужливо поинтересовался: «Тебе как обычно?», коробя слух фамильярным обращением, последние из двух присоединившихся девушек справедливо приняли его за хозяина вечера и принялись наперебой оказывать вначале невинные знаки внимания, затем симпатии, пока судорожные попытки завладеть его благосклонностью не превратились в битву титанов, где в ход пошли взаимные колкости и оскорбления конкурирующих сторон.

Привыкший к женскому вниманию, он, тем не менее, именно сегодня им тяготился, переживая, как бы чересчур настойчивые дамы не помешали его общению с ожидавшимся вскоре Михаилом, а потому демонстративно переключился на сидевшую напротив старую знакомую, чей презрительно гордый профиль выдавал старожила здешних, равно как и всех прочих мест. Она хранила невозмутимое спокойствие, быть может, несколько обидевшись на то, что была явно брошена наедине с мычавшим по большей части ухажёром, но что-то во взгляде этих хитрых глаз еле заметно говорило о наличии, казалось, более, чем одной мысли, вращающейся вокруг привычных для местных девушек приоритетов. «Не может быть, чтобы она в самом деле скучала», – не переставал удивляться Сергей, начавший вдруг следить за каждым её движением, когда, усмехнувшись, Даша прямо посмотрела на него и произнесла загадочно: «Не ты один здесь любитель понаблюдать», заставив его вздрогнуть от неожиданности и страха, что высказал последнюю мысль вслух. Вечер обещал быть даже более интересным, чем он его запланировал, и, желая развить заинтересовавшую беседу, он спросил всё ещё через стол: