Сергий Чернец - Собрание сочинений. Том восьмой

За человека надо сражаться и этому надо учить с раннего детства, – бороться надо против врагов не только внешних, но также и против самого себя.

В народе, о котором и писал, Гоголь видел определяющую силу исторического развития. И об этом у Гоголя написано очень созвучно сегодняшней обстановке в «новой России» (по общественному строю). Это видно в описании кипящей «меркантильности», полном тонких наблюдений:

«В движении торговли, (в движении) ума (хитрости), везде, во всем он (герой повести) видел только напряженное усилие новости. Один силился перед другим, во что бы то ни стало, взять верх, хотя бы на одну минуту…. Книжная литература прибегала к картинкам и типографской роскоши, чтобы привлечь к себе внимание. (сегодня этим занимается телевидение, реклама СМИ, интернет). Странностью неслыханных страстей, уродливостью исключений из человеческой природы» – пишет Гоголь – «силились и повесть, и роман овладеть читателем. Все, казалось, нагло навязывалось и напрашивалось само – без зазыва, как непотребная женщина, ловящая человека ночью на улице; все, одно перед другим, вытягивало повыше свою руку, как обступившая (человека) толпа надоедливых нищих».

(Так бизнесмены обступают сегодня человека – сотни фирм тянут руки, окружив человека со всех сторон: страховщики, ЖКХ, Газпром, Горсвет и т. д.)

«В самой науке – далее пишет Гоголь, – в ее одушевленных лекциях, которых достоинство не мог он не признать (как и сегодня инновации, нанотехнологии), теперь ему (герою) стало заметно – везде (только) блестящие эпизоды, – и нет торжественного, величавого течения всего целого (нет взаимосвязывающей идеи общества)».

Это написал Гоголь в повести «Рим», напечатанной почти одновременно с публикованием первого тома «Мертвых душ».

Опираясь на зарисовки отдельных сторон жизни, писатель (Гоголь) пытается охарактеризовать особенности нации (народа):

«И увидел он (герой), наконец, что при всех своих блестящих чертах, при благородных порывах, при рыцарских вспышках, вся нация (народ) – была что-то бледное, несовершенное, легкий водевиль, ею порожденный. Не почила в ней величественно-степенная идея. Везде (только) намеки на мысли, и нет самих мыслей, везде полустрасти и нет страстей. Все неокончено, все (только) намётано, набросано с быстрой руки, вся нация (народ) – (как) блестящая виньетка, а не картина великого мастера».

Страшная картина. В Российском народе мы можем видеть сегодня явное совпадение того, что писал еще в 1840-вых годах Н.В.Гоголь.

Если отдельные картины жизни в произведении Гоголя были правдивы, то общие выводы оказывались немного сложными. Монархия не могла решить вопросы, стоящие перед «нацией». Но Гоголь не превращался в художника, творящего бессознательно, вопреки своему мировоззрению.

Н. Г. Чернышевский, еще в 50-х годах прошлого 19 века, замечательно ответил всем тем, кто пытался отгородить стеной (отделить) творчество писателя от его мировоззрения:

«Мы не вздумаем оправдывать его избитою фразою, что он, дескать, был художник, а не мыслитель: недалеко уйдет тот художник, который не получил от природы ума, достаточного для того, чтобы сделаться и мыслителем. На одном таланте – недалеко уедешь; а деятельность Гоголя была, кажется, довольно блистательная, и, вероятно, было у него хотя бы столько ума, сколько найдется у каждого из нас, так прекрасно рассуждающих о вещах, на которых запнулся Гоголь».

А в конце статьи – «Сочинения и письма Н. Г. Гоголя», откуда взято приведенное высказывание, Чернышевский заявлял:

«Да как бы то ни было, – великого ума и высокой натуры человек – был тот, кто первый представил нас (самих) – нам (же самим) в настоящем нашем виде, кто первый научил нас – знать наши недостатки и гнушаться ими». Это и был Гоголь, можем мы добавить.

Он видел нарастание социальных противоречий в обществе. Следил за социальной жизнью со всем вниманием и показывал эти противоречия.

«Вопросы на вопросы, возражения на возражения – казалось, всякий из всех сил топорщился: тот грозил близкой переменой вещей и предвещал разрушение государству, всякое, чуть заметное, движение камер (контор) и министерства разрасталось в движение огромного размаха между упорными партиями и почти отчаянным криком слышалось в журналах. (Тогда не было еще телевидения, которое сегодня у нас „криком кричит“ обо всяких бесчинствах министерств и контор власти). Даже страх чувствовал итальянец (простой) читая их, думая, что завтра же вспыхнет революция, как будто в чаду – выходил из литературного кабинета».

Это писал Гоголь в повести «Рим» об Италии. Но у нас, что мы видим сегодня – повторение, точь-в-точь, той же самой обстановки.

Подчеркивая глубину социальных конфликтов, характеризующих буржуазное общество того времени, Гоголь отмечал, в качестве важнейшей его особенности – тот упадок духовной культуры, который порождается господством принципов расчета и прибыли.

«Как низки казались ему (герою повести) … нынешние мелочные убранства, ломаемые и выбрасываемые ежегодно беспокойною модою, – этим странным, непостижимым порождением 19 века, перед которым безмолвно преклонились мудрецы, губительницей и разрушительницей всего, что колоссально величественно и свято. При таких рассуждениях невольно приходило ему на мысль: не оттого ли сей равнодушный хлад (холод), обнимающий нынешний век, и торговый, низкий расчет, ранняя притупленность еще не успевших развиться и возникнуть чувств?!».

И потом, через несколько лет после опубликования повести «Рим», Гоголь отмечал, что в жизни европейских стран обнаруживаются – «такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что уже – даже трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно: где наша цивилизация? И стала европейская цивилизация – призрак!».

Гоголь будто предвидел сегодняшнее время, о котором, если в красках описать, надо будет сказать еще более жестко:

«Культуры нет вообще. Ибо всякое развращение чувств: насилие, убийство – принято за культуру. Умирающий человек – упади он без чувств на улице – будет лежать незамеченный проходящими сотнями людей (никто не удосужится помочь). Целомудрие любви почитают за атавизм. Раздевание же прилюдно – приравнено к искусству, передача есть такая – „голые и смешные“. А до брака женщине необходимо перебрать до нескольких мужчин: проверить совместимость в сексе! Ужас. Секс стал „индустрией культуры“ – нонсенс!»

А Гоголь еще верил в Россию, верил и обращался к дворянству.

«Дворяне, – заявлял Гоголь, – могут и должны сделать великое дело,… Воспитавши вверенных им крестьян таким образом, чтобы они стали образцом этого сословия для всей (развращенной) Европы, потому что теперь не на шутку задумались многие в Европе над древним патриархальным бытом, которого стихии исчезли повсюду, кроме России, и начинают гласно говорить о преимуществах нашего крестьянского быта, испытавши бессилие всех установлений и учреждений нынешних, для их улучшения».