Ольга Ивасенко - Собаки, кошки и Я

Соседей слышно не было, батрака тоже, и я, подхватив это чудо, посадила его на время в большую посылочную коробку, накрыла металлической сеткой, а сама пошла переодеваться, чтобы ехать по делам – мы уже куда-то опаздывали. Собравшись втроём через десять минут у калитки, увидели странную картину. Наша старая приблудившаяся кошка, лихорадочно крутилась вокруг коробки с цыплёнком, тревожно взмуркивая, а он отвечал ей пронзительным пищанием. Наши мнения разделились: мама считала, что кошка рвётся к цыплёнку, чтобы его съесть, я же видела в кошачьем поведении ярко выраженный материнский инстинкт. В итоге, устав спорить, я просто убрала кусок металлической сетки и кошка, ни секунды не задумываясь, запрыгнула в коробку, обнюхала цыплёнка, пару раз лизнула его и улёглась, свернувшись в клубочек. Птенец сразу приглушил интенсивность своего пищания, пробежался по кошке, устроился поудобнее на её мягком и тёплом боку и мгновенно заснул – он нашёл маму. И ему было всё равно, что она оказалась кошкой.

Моя собственная мама со скепсисом отнеслась к этой умиротворяющей картине. «Вот увидишь, кошка съест цыплёнка, как только он проснётся» – сказала она. Я только молча на неё посмотрела, подхватила на руки маленького сына и мы уехали. Когда вернулись, цыплёнок, всласть выспавшись, бегал по коробке и по кошке снова попискивая, и был бодр и весел. Я высадила всю компанию на травку в палисаднике, накормила обоих и потом улыбаясь наблюдала, как цыплёнок, не отходя далеко от своей приёмной мамы, поклёвывает всяких жучков-червячков тюкая клювом в траву, а кошка, лёжа на боку, спокойно за ним присматривает.

Кухонное окно соседей выходило прямо на наш порожек, и на следующее утро Машка увидела своего цыплёнка. К тому моменту всех других цыплят она уже умертвила и требовала отдать ей и этого. Разразился скандал. Мы в нём участия не принимали, только молча слушали крики: «Украли!». Я с ними и не спорила, отдала через забор батраку их цыплёнка, о чём горько пожалела уже через два часа. Батрак тихонько подозвал меня к забору и протянул на руке мокрого птенца, которого ощутимо потряхивало. «Что она с ним делала?» – мрачно спросила я. «Топила, как и предыдущих» – так же мрачно ответил он.

Я вытерла его, постелила в коробке сухую тряпку и отдала птенца кошке, которая сначала тревожно крутилась рядом со мной, а потом сразу запрыгнула в коробку, выжидательно глядя на меня. Получив своё цыплячье дитя, она попробовала его вылизать, но быстро оставила эти попытки, свернулась клубком и подгребла цыплёнка поближе к своей шее, осторожно приобняв лапой. Он оказался как бы в тёплом гнезде, где кошка окружала его со всех сторон, но голова малыша находилась на воздухе. Проверив рукой, что кошка на него нигде не давит, я поднялась с корточек и, нос к носу, столкнулась с мамой: «Он не выживет. Если цыплёнок молчит, значит не жилец». Так и оказалось. На утро я обнаружила в коробке ту же картину, только цыплёнок уже давно испустил дух… Дальше был ещё скандал, когда соседи требовали им возместить ущерб, купив десяток других цыплят и я, интеллигентная молодая женщина, не повысив голос и не разу не повторившись в течении нескольких минут, ответила им простым русским языком, куда они могут идти со своим отношением к животным, а потом захлопнула калитку. К сожалению, было ещё много всяких неприятных ситуаций, так что ничего хорошего в адрес этой семьи сказать не получится.

Через несколько лет глава цыганской семьи проиграл в казино крупную сумму, и для покрытия долга быстро продал этот дом. В память о них у нас остались вконец издёрганные нервы, отвращение к цыганским песням, а мама, обожавшая до этого Николая Сличенко, ещё лет десять быстро переключала канал телевизора, только увидев на экране замечательного цыганского актёра и певца – наслушалась соседского пьяного пения.

Старая кошка периодически куда-то уходила, не появляясь по два-три дня, и мы перестали о ней беспокоиться. А однажды она не вернулась.

Но спустя непродолжительное время после её ухода, у нас появился новый жилец, вернее, новая жилица. Она и раньше возникала в нашем дворе, наведываясь на короткое время. Оказывается, просто присматривалась. Убедившись, что мы ей полностью подходим, она, в один прекрасный день, твёрдо уселась на пороге и, не отводя взгляда, пристально уставилась мне в глаза. «Я буду жить здесь» – сказала она. «Нет» – твёрдо ответила я, взяла её на руки и, подозвав цыганского батрака, отдала обратно. Через пятнадцать минут, она снова возникла возле двери. В итоге, я начала её гонять, отбросив хорошие манеры, а она, отбросив СВОИ хорошие манеры, настырно пролезала в любую щель, пока однажды, проскользнув у меня между ног, не забилась под диван в комнате и категорически отказалась из-под него выходить. Она просидела там почти сутки, не выходя ни поесть, ни в туалет и я поняла, что переубедить её не удастся.

Заглянув, в очередной раз под диван и увидев, что кусок колбасы так и валяется рядом с ней нетронутый, а глаза, отсвечивая зелёным светом, горят так же несгибаемо, я села и устало сказала: «Выходи». Она поняла меня правильно. Раздался шорох, из-под дивана показались передние лапы и она, поднатужившись, наконец, выбралась.

«Ну что мне с тобой делать? Ты представляешь, какой будет скандал?» – тоскливо спросила я. «Ах, какие глупости! Будем просто жить. Ты лучше посмотри, как у меня под твоим диваном свалялась шубка! И пыль… Ты плохо вытираешь под ним пыль!». Я смотрела на эту, невероятной красоты сибирскую кошку, на её шёрстку, и правда примятую низким диваном, которую она, наскоро, пыталась привести в порядок и думала, как быть. «Ладно – решившись, сказала я, – Ты можешь здесь жить, но если тебя увидят…». «Никто не увидит! – оживившись, прощебетала-промурлыкала она, – А теперь пойдём к холодильнику и посмотрим, что у тебя есть для меня вкусненького. И да, учти, что я люблю молоко. Немного подогретое. Запомни – немного!»

Я назвала её Агнешкой.

*

Да, у кошки было своё имя, но я решила – если жизнь в новом для неё доме с нуля, то и кличка новая. Агнешка с удовольствием меня поддержала, иначе как объяснить, что кошка, впредь, только на него и отзывалась? К своим бывшим хозяевам она более не сделала ни шагу.

Наступила осень и, с холодами Агнешка прочно обосновалась в моей кухне-коридоре, в уютном ящичке, на старом свитере, под столом. В комнату она заходила редко и то, только по делам. По каким таким делам, я узнала совершенно случайно, заглянув в комнату, где учил уроки мой сын-первоклассник. Оттуда уже давно не раздавалось никаких звуков и я, занимаясь приготовлением пищи, наконец насторожилась и открыла дверь. Сын, свернувшись в клубочек, лежал на боку в своей кровати, рядом сидела Агнешка и трудолюбиво намывала ему голову.