Андрей Левкин - Голые мозги, кафельный прилавок

Каунас. Тот человек никуда не уходит. Из автобуса вышел, но и только. Никакого движения в сторону города, переминается на остановке – не курит, пьет воду. Тут не автовокзал – просто стоянка возле громадного торгового центра – «Акрополис», кажется, называется. Логично – незачем заворачивать проходящие автобусы на автовокзал, он у них маленький. Но есть навес и указание, куда идти, чтобы купить билеты. Рядом река, на острове напротив – спортивный дворец «Жальгирис». Хмуро, времени еще только полвторого, остановка минут на десять, покурить.

Дальше должна быть красивая дорога вдоль реки, над ней монастырь, пейзажи. Но сейчас поехали каким-то другим путем, или же я проглядел – откуда бы взяться еще одной трассе. Наверное, снова заснул. В Литве солнца нет, тумана тоже, обычный сумрак марта – сырого и холодного. Да, что-то общее как-то действует поверх частных рамок, есть какие-то разделяемые в принципе чувства, пусть и возникшие по различным поводам. Можно и их соотнести с зоопарком, конечно, ну, эти все аллегории. Примерно как в бестиариях – католическая же территория вокруг, и здесь такое соотнесение имеет резон. Только надо аккуратнее. Там «тварей уподобляли образам и понятиям религии и морали, расшифровывая их, как иероглифы» (так в Википедии написано – в автобусе есть вай-фай). Но иероглифы могут быть и составными, не только подобные зверьку на шкафчике детского сада, для опознания пока еще неграмотным владельцем. В бестиариях все было с иллюстрациями: золото, пурпур, ультрамарин – до сих пор не выцвели.

Животные как иероглифы – это удобно: держать их на руке, небольшие и разноцветные. Они не будут мельтешить, не захотят сбежать-скрыться. С достоинством работают иероглифами, нимало не опасаясь за себя, потому что знают: после того как их разглядят и сделают выводы, они, не пострадав, вернутся в свое аллегорическое пространство. Маленький динозавр на ладони – малиновый, а над ним (во время разглядывания) нависает лиловое облако его нынешнего смысла, принимающее переменчивую форму, сиреневую по краям.

Тогда этот механизм должен производить и новые, усложняющиеся чувства. Не заданные, как нормативные черты характера, но изощренные. Он не выпиливает аллегории, а уже соединяет людей и зверей, непрерывно производя истории, непременно художественные. Потому что натура у него такая – производит и производит.

Но как выглядела банка с какао на кухне у человека, который сидит позади, 30 лет назад (когда это ему запомнилось)? Или не какао, а кофе? Как выглядела тогда кухонная полка, стояли ли на ней стандартные банки с надписями «сахар», «соль», «крупа», какого они были цвета? Что за плита была или примус; где и как стирали белье; как нависали над ним – тогда еще ребенком – родители. Впрочем, не так это и важно. В Риге можно увидеть сантехнику еще 80-х, а то и 70-х, ничего особенного – это мало что значит в сущности. Но если в зверинеце все разнесено по комнатам, то должна же там быть и кухня с конкретной полкой. Такой фон подкрашивает чувства и задает длительность, определяя ее ритм, укомплектовывая все подряд вместе. Допустим, привкус растворимого кофе с молоком, сладости примерно того же вкуса (какие-нибудь вафли с шоколадной начинкой или темные пряники). Это располагается где-то, но не отдельными пирожными, а слоями, пластами. Не эстетическими уколами и вспышками, вдруг разворачивающими в памяти нечто сразу, но присутствует постоянно не воспринимаемым в сумме фоном. Или еще и не растворимым кофе, а эрзацем из цикория или желудей. Впрочем, существенно и то, как выглядит его нынешняя сахарница.

Зверушки как иероглифы – это не взаимный обмен стрелочками, точками, шариками разных цветов, содержащих в себе все, но понятное только тем, кто связан этой коммуникацией. Тут общедоступные штуки, интуитивно однозначные. Хотя могут быть и нюансы: а ну как, допустим, Чехов спутал чайку с хохотуном или клушей (они из того же семейства Laridae), пусть даже он и из Таганрога – города на море. Вышла бы пьеса «Хохотун», и вся российская история повернулась бы иначе. И еще эти придуманные существа – единороги и т. п., откуда они брались? То ли их по вдохновению конструировали, то ли с чьих-то слов или же просто предполагали (исходя из возможностей природы), что могло бы быть и этакое, заполняя разрывы между видами, – русалка например? Так или иначе, пополнение личного зоопарка может происходить не только за счет новых эпизодов собственной жизни, вербующих своих зверьков, но и что угодно может произвести принципиально новые виды живности: какой-нибудь зверек мог бы олицетворить собой и категорический императив, ну и прочее такое. Разумеется, это возможно.

Например, Гент. Там, в церкви Св. Бавона – алтарь ван Эйков, в центре его нижнего яруса – престол, а на нем – барашек, то есть агнец, а вокруг скопление людей, стоящих группами. Их лица – те, что можно разглядеть, – не так чтобы симпатичны (разве что одно-другое). Может, так кажется, потому что алтарь теперь в подвале, еще и обнесен стеклом, блики искажают. Но барашек по-прежнему в Генте, а в этом городе в 2014-м случилась такая история: кто-то расставлял в разных местах города голубые точки.

Помечен был весь центр: не только площадь, где соборы, но и улицы, добирались точки даже до вокзала. И это не граффити, они в городе культивируются отдельно, находятся под присмотром: для них выделена целая (узкая, в центре) улица с глухой длинной стеной, на которой их делают, отчего там всегда сильно пахнет ацетоном – организованные граффити. Но город маркировали именно голубыми точками: небольшими – как если перпендикулярно приставить кисть шириной в два-три пальца к стене и провернуть ее на 180 градусов. Цвет – типично городской, таким там много что красят (люки водопровода, например). Хороший голубой, мягкий.

Как все метилось? Вероятно, соотносясь исключительно с желанием сделать это именно в этом месте. Но как таскать с собой краску и кисть, чтобы не испачкаться? Сколько раз за прогулку возникает такое желание? При каждом ли выходе в город? Это один человек, несколько? Но будь их несколько – и весь Гент был бы в горошек. Или же точками маркируется только определенное желание, причем сильное? Как бы то ни было, главное именно в том, что реализуется некое желание: по крайней мере, желание поставить голубую точку в таком-то месте. А город оказывается местом присутствия (и возникновения) этого желания и дополнительно связывается им. Возникает и некоторый зазор неведения: что же это такое? Только хорошие штуки содержат неведение как часть себя.

Если соединить эти точки линиями, то нарисуется какая-то схема, тоже иероглиф и по факту какое-то животное. Можно считать, что в Генте завелся новый зверь, который и метит стены. Возможно, именно барашек так представил себя в 2014-м. Это как созвездия. Звезды соединяли линиями – получались некие фигуры: Козерог, Волк, Овен, Большая Медведица, Гончие Псы. И если правильно соединить эти гентские точки, то барашек и выйдет. Нет, это не утверждение, но так может происходить.