Сергий Чернец - Собрание сочинений. Том шестой

Прибегает курица в горницу:

– Девка, девка! Дай ниток: нитки снести к липке, липка даст листика, листик снести к речке, речка даст воды, воду снести к петушку – он подавился бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит.

Девка говорит: – Пойди к корове, проси молока: тогда дам тебе нитки.

Пришла курочка к корове:

– Корова, корова! Дай молока, молоко снести к девке, девка даст нитки, нитки снести к липке, липка даст листика, листик снести к речке, речка даст воды, воду снести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит. —

Корова говорит:

– Пойди курочка к сенокосам, попроси у них сена: тогда дам тебе молока.

Пришла курочка к сенокосам.

– Сенокосы, сенокосы! Дайте сена, сено снести… – петушок подавился бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит.

Сенокосы говорят: – пойди курочка к кузнецам, чтобы сковали косу.

Пришла курочка к кузнецам:

Кузнецы, кузнецы! Скуйте мне косу, косу снести к сенокосам… – петушок подавился бобовым зернятком: ни сдышит, ни спышит: ровно мертвый лежит.

Кузнецы говорят: – Иди курочка к угольщикам, проси у них уголья: тогда скуем тебе косу.

Дали угольщики уголья. И снесла курочка уголье к кузнецам, кузнецы сковали косу; снесла косу к сенокосам, сенокосы накосили сена; снесла сено к корове, корова дала молока; снесла молоко к девке, девка дала нитки; снесла нитки к липке, липка дала листика; снесла листик к речке, речка дала воды; снесла воду к петушку: он лежит себе лежит, ни спышит, ни сдышит, подавился на поповом гумне бобовым зернятком.

Тут и сказочке конец, а кто слушал молодец.

Новорожденным ребенка называют в течение первого месяца жизни, следующий этап жизни – младенчество, которое занимает весь первый год и будет временем открытий и упорного освоения первых навыков.

Недавно совсем, ученые узнали, что до трех месяцев жизни человечек воспринимает реальность в перевернутом виде, так как передает сетчатка глаза. Пока мозг не научится переворачивать отображаемые через линзу образы реальности, человечек видит мир непосредственно и даже в черно-белом цвете.

Это всё от развития мозга зависит: и всё восприятие мира, и все дела, творимые в этом мире, ребенок видит-воспринимает в непосредственной наивной простоте. Горячее обжигает – это плохо, также плохо, когда кто-то разгорячённо кричит. Если сказано в сказках, что бывают злые ведьмы и колдуны, а в темном лесу, как и в темной комнате, живут злые волки и злые лешие, кикиморы болотные и домовые по темным подкроватьем, – во всё это маленькие дети верят с простотой. Ведь так и должно быть: если есть в мире зло – черное, есть и белое, и доброе, и красивое. Мир для ребенка прост, без приукрашивания и сложностей: поэтому говорят, что «устами младенца глаголет истина».

День сменяет ночь, а зима сменяет лето. Всё в природе подчинено определенным ритмам. И жизнь человека не исключение. Сон сменяет бодрствование. Иногда биологические ритмы нарушаются.

Трудно они добирались до места, со многими пересадками с транспорта на транспорт и со многими событиями, которые все перепутались в голове маленького мальчика пяти с половиной лет.

Сначала ему не дали спать, – разбудили в 5 часов утра, потому что пригородный поезд отходил в 6 утра. А вечером они поздно легли, ближе к полуночи, собирались, укладывали сумки. И Сережа собирал свой рюкзак школьный, взятый у соседки; она купила своей дочке в третий класс новый школьный рюкзак, а старый отдала его маме. Рюкзак поначалу совсем не понравился Сереже, он был девчоночий, в нем было много розовых вставок и картинки с цветочками. Картинки оказывается можно было заменять, что сделал Папа, и рюкзак стал другим, когда вместо цветочков через прозрачную пленку виделись машинки вырезанные из папиных журналов, тогда только Сережа перестал «плакать» -дуться, согласившись взять рюкзак в деревню к бабушке.

А в деревню его отправляли, потому что скоро Сереже было идти в школу и детсад-ясли для него закончились, как объяснили взрослые. На самом деле всё было конечно сложнее. Жили они тогда на съемной квартире, а вступили в кооператив и строили свое жилье: кооперативную квартиру. Деньги были очень нужны, и за детский сад надо было платить. Решили Сережу отправить в деревню к бабушке пожить до того времени пока кооперативный дом не построят.

Они ехали с сонным не выспавшимся Сережей в троллейбусе, потом на шумном вокзале он немного сидел на больших креслах в зале ожидания, потом бежали к поезду, почему-то спешили. А это Папа Сережи задержался в привокзальном кафе-буфете, покупая себе пиво на дорогу, из-за чего они с мамой ругались, пока бежали к вагону. Поехали к бабушке Сережа с Папой, Мама их только провожала.

И в поезде было много интересного. Сережа смотрел в окно, спать совсем расхотелось. Он слушал разговоры взрослые, из которых половину не понимал.

Потом сошли на Узловой станции, а оттуда ехали на автобусе до райцентра. И снова смотрел Сережа в окно – проезжали речки, с длинными мостами и большие глубокие овраги, проезжали деревни, где останавливались, поля, и большую сопку-гору, поросшую лесом. Только к вечеру они прибыли, наконец, в посёлок «М…», в райцентр. И тут их ждал уже, около «вокзала» – большой остановки с будкой, где продавала билеты знакомая женщина. Папа поздоровался с пожилой толстой дамой бывшей соседкой по деревне почтительно: «Здравствуйте Глафира Даниловна!».

– Вот вы приехали, наконец-то. А Кузьмич уже ждет вас и подвода стоит-дожидается с обеда, – проговорила неожиданно певучим и тонким голосом эта высокая дама.

Сонный Сережа, (он задремал в автобусе, когда ехали последний десяток километров среди густого леса с обеих сторон дороги), – вдруг, совсем неожиданно, на вершок от своих глаз, увидел черные бархатные брови, большие карие глаза и розовые женские щеки с ямочками, от которых как лучи от солнца, по всему лицу разливалась улыбка. И чем-то приятно запахло, это духи с цветочным ароматом.

– Какой большой хороший мальчик у нас вырос! – сказала дама. – А я его совсем маленьким знаю. Боже мой, сонный, спать уже хочет, утомился, бутуз ты мой милый… —